Я начинаю гадать – что, если на самом деле он так и не вернется? Я не смогу винить его за это – если расстояние и время заставили его передумать. Я как черная дыра, состоящая из проблем, боли и сложностей, и сейчас ему, должно быть, мучительно даже находиться рядом со мной. Он заслуживает лучшего, чем оказаться втянутым в ад, где я живу.
«На самом деле это не имеет значения, – говорю я себе. – Я намерена продолжить, с ним или без него».
– Хорошо, – отвечаю я. Голос у меня тоже звучит как-то не так. – Все хорошо. Я в порядке. Спасибо, Сэм. За всё.
Это финал. Я слышу в своих словах прощальные нотки, и у меня перехватывает дыхание, потому что – несмотря на то что я считала, будто меня уже ничто не заденет, – это больно. Сэм всегда обладал способностью пробиться сквозь мою оболочку – как и сейчас. Но на этот раз у меня останется шрам.
– Гвен… – В его голосе слышится неуверенность, и я чувствую, что он хочет мне что-то сказать… но молчание затягивается, прерываемое лишь треском статики. – Мы скоро увидимся.
Это ощущается как фальшь. Я заставляю себя улыбнуться, потому что знаю: когда улыбаешься, говоря по телефону, голос звучит бодрее. Что-то насчет изменения высоты тона. Ничего волшебного.
– Ладно, – говорю я Сэму. – Будь осторожен там.
Он не желает мне того же самого в ответ. Короткое прощание – и вот я уже слышу в трубке только гудки. Медленно кладу ее на рычаг. Телефонный шнур немедленно запутывается в сложный узел, и мне приходится отсоединить его от трубки, размотать, пока он не ложится на стол ровной спиралью, потом подсоединить снова.
Немного порядка в мире, ускользающем из-под контроля.
Я испытываю дикое, невероятное желание позвонить моим детям. Этот номер им незнаком, они ответят на звонок, и я услышу голос одного из них. Я хочу этого так сильно, что мне кажется, будто я вот-вот сгорю от напряжения.
Снова вытягиваюсь на кровати, включаю телевизор и жду. Утром я составлю план. Утром я найду выход из всего этого.
Должно быть, я каким-то образом все-таки засыпаю, потому что в какой-то момент глаза мои закрываются. Когда я снова открываю их, над моей постелью склоняется Мэлвин Ройял.
Его не может быть здесь. Не может. Секунду я думаю, будто мне это лишь чудится, – и эта секунда дорого мне обходится.
Я тянусь за своим пистолетом. Его нет там, где я его оставила. Замечаю, что он брошен на соседнюю кровать. Слишком далеко, чтобы дотянуться.
Я не собираюсь сдаться без боя. Мой первый удар, неловкий и лишенный силы из-за пружинистого матраса под моим телом, все-таки достигает цели. Он вскользь приходится по лицу Мэлвина, и я на мгновение замираю в ужасе. Нереальность обрушивается на меня холодной волной, и я чувствую, как моя кожа натягивается на всем теле, словно сжимаясь от невозможности происходящего.
Это не Мэлвин. Это кто-то другой в маске с лицом Мэлвина.
А вот его удар нанесен в полную мощь и сверху вниз. Матрас частично поглощает силу соударения, но не полностью. Этот удар оглушает меня, снижая возможность сопротивляться, и этот тип стаскивает меня с кровати на покрытый ковром пол, переворачивая на живот. Я пользуюсь этим шансом, чтобы приподняться и нанести правой ногой быстрый жестокий пинок назад.
Он прижимает меня к полу, однако слишком далеко от нижней части моего тела, и мой удар не достает до него. Потом этот человек упирается коленом мне в спину, не давая подняться. Я отчаянно пытаюсь схватиться за что-нибудь в пределах досягаемости и нащупываю телефонный шнур. Тяну за него, и так же, как в прошлый раз, вся конструкция падает со стола, ударяя меня по плечу, однако я почти не чувствую боли. Пытаюсь ухватить любую его часть, чувствую вес тяжелого старого аппарата и раскручиваю его, чтобы ударить нападающего по голове.
Тот отклоняется назад, в конце замаха ловит мою левую руку и выкручивает ее, пока я не роняю телефон.
Кто бы это ни был, он не произносит ни слова. Но это не Мэлвин. На нем одна из тех жутких хеллоуинских масок, которые пару лет были в продаже повсюду – после показательного суда над Мэлвином. Костюм с внешностью моего бывшего мужа тогда был очень популярен, особенно у парней из студенческих братств. Но увидеть такое наяву – это шок.
Как будто ожил ночной кошмар.
Я полностью сосредоточена на сопротивлении, но тут до меня доходит: это мотель. В нем наверняка полно народа – из-за обледеневшей дороги большинство водителей предпочтет переждать ночь.
Я открываю рот, чтобы заорать: «Убивают!»
Он впечатывает мне в шею контакты шокера, и меня прошивает электрический разряд. Мир не темнеет, он становится ярким; каждый нерв моего тела вспыхивает огнем, и в глазах у меня разлетается беззвучный фейерверк. Эта боль знакома. Меня и прежде били током. «Держаться, держаться…»
Второй разряд, более долгий, лишает меня всякой способности к сопротивлению.