Тёмных дел мастера. Книга четвёртая

Правда, какая-то часть его сущности всегда догадывалась о подобном исходе, и ему просто нравилось ходить по лезвию этого проклятого ножа, постоянно ощущая пятками всю его остроту… Возможно, именно столь сильное стремление испытать себя и помогало сейчас Альфреду постепенно возвращать своё тело обратно к жизни, используя для этого все изученные и натренированные им когда-то техники по «источнику тела», какие он только в состоянии был применить. Но, так или иначе, возможности его колдовской воли оставались явно не на высоте.

«Прости, дорогой. Но болше нам с тобой не по пути», — вот что прошептал напоследок её бархатистый голосок, прежде чем скинуть ослабленного Альфреда в какую-то канаву, откуда он потом безуспешно пытался выбраться, совершенно не понимая, почему его магия вдруг снова перестала работать. Воспользовавшись этой заминкой, дымящийся магоплан также поспешил вскоре исчезнуть, поскольку нуждался в ремонте. Ведь незадолго до этого молодой колдун успел отразить первые удары его артиллерии с помощью «оборотного заклятья», а затем выпустил по нему лишь один-единственный луч тёмной энергии, задевший часть корпуса гондолы и левое крыло… А когда после падения с кибитки до Альфреда всё-таки дошло, что канава эта оказалась куда глубже и обширнее, чем обычный придорожный овраг, то вокруг уже не раздавалось не единого звука, который мог бы свидетельствовать о крушении злополучной команды столичных преследователей. Правда, и стука колёс кибитки он не услышал — очевидно, она рванула вперёд практически сразу же, едва лишилась своего единственного защитника. И это после того, как всем им был дан выбор, на чью сторону встать незадолго до отбытия из столицы!

Продолжая размышлять в таком ключе, Альфред в первые часы ещё умудрялся накапливать небольшие порции гнева, которые затем использовал для поддержания работы сознания, в то время как остальные ресурсы его внутренней энергии оставались заняты сращиванием тканей и остановкой крови в области лёгкого и самых крупных сосудов, задетых лезвием ножа. Однако чем больше проходило времени — тем меньше оставалось у него сил на то, чтобы слаженно двигать руками и ногами. И где-то после четвёртой или пятой неудачной попытки вскарабкаться по склону канавы Альфред просто снова оказался на дне, наконец уяснив, что предательский приступ слабости до сих пор держит его тело в крепкой хватке. В такие моменты перед молодым колдуном словно возникал барьер, который не давал ему заступить даже за самые нижние пределы возможностей человеческой плоти, что в результате и послужило причиной для поиска нового источника силы, коим очень быстро стала эта безудержная страсть, которую он изначально испытывал к Бесстиен. Но, как в итоге оказалось, качество этой эмоции могло уподобиться лишь десятой части того, что давал ему прежний весьма слабенький колдовской гнев. И что было ещё важнее: именно гнев придавал сейчас Альфреду сил, без него любые потуги вернуть себе подвижность оказались бы и вовсе бесполезны, отчего его бесполезное тело могло лишь сгодиться на корм тем самым псам, чей чёртов лай не давал ему покоя!

Пытаясь отвлечься от него, молодой колдун поминутно обращался к словам Эргарота о том, что пока человек жив — всё его существование есть не что иное, как воля. И пока эта чистая воля продолжается — смерть не может коснуться его. А любая утрата воли ещё не ведёт к мгновенной смерти, поскольку смерть — это всегда та же самая воля. Просто воля уйти из жизни. И никак иначе.

«Гав… Гав, гав… Гав, гав… У-у, вав!» — слышалось Альфреду где-то в самом центре его размышлений, словно это был какой-то неудержимый ритм, который одновременно и раздражал юношу, и поддерживал его существование.

Определённо, что-то подобное он уже ощущал — правда, очень давно…

«Гав… Гав, гав…»

И тут у молодого бунтаря впервые с момента падения возникла новая догадка! Перенаправив на несколько секунд свои энергетические усилия, он понял, что эти звуки не являлись частью внешнего мира, а всё время раздавались в его голове, как эхо. Тогда Альфред решил повнимательнее изучить паузы перед каждым новым звучанием, лишь внешне напоминавшим лай, и вскоре окончательно убедился в своей правоте.

Это была речь. Слова в ней произносились с таким особенным перезвоном, что лишённый определённых талантов человек не был способен отличить их от самых обычных звуков, наполнявших его повседневность. Однако всякий чёрный колдун, который мог усилием воли расширить своё сознание настолько, чтобы начать воспринимать мир по-другому, рано или поздно получал возможность не только слышать подобные вещи, но и видеть, от кого они исходят. Посему Альфреду оставалось лишь полностью завершить терзание своего истощившегося «источника тела» и открыть глаза…

— О! Это ещё живо.

— Вот так, Мерцающий! А ты говорил, что это простой человек, как все остальные.

— Мерцающий так не говорил. Так говорил Оранжевый.

— Неправда! Оранжевый сюда вообще только недавно пришёл! Сразу после появления первой звезды.