Тёмных дел мастера. Книга третья

Однако, как бы то ни было, подобная сила могла действовать только на Альфреда. И, хотя возможности для её использования оставались для него поистине безграничны, он, как и любой другой чёрный колдун, должен был прежде всего понять и принять эту безграничность, продолжая стремиться к ней чуть ли не с каждой новой секундой бытия, обгоняя слабость других людей, но прежде всего — обгоняя свою слабость, заслонявшую ему, подобно стене у горизонта, обзор ко всем возможным путям и дорогам этого мира. При том, что порой такая слабость могла даже не оставлять прохода практически ни к одной из них, кроме тех, что были заранее предопределены для Альфреда коварным правительством, устоями слепого общества или шумными, но бесхребетными коммерсантами, магазинчики которых то и дело попадались ему сейчас на пути, завлекая тысячи простых людей по всему миру в свои грязные сети всеобщей заинтересованности, за которой стояли только их собственные финансы и ещё большая слабость, вкладываемая в повальное развращение мира с помощью этих простых бумажек. Но всё это оставалось лишь искусной фальшью.

Конечно, в сложившейся ситуации любой человек мог без конца сетовать о старых временах или винить во всём короля и проводимую им политику открытости (пришедшую на смену многим десятилетиям застоя и отсталости Сентуса) по отношению к внешнему миру — и в особенности к Великому Гилию, в котором подобный образ жизни уже много веков поощрялся и оставался нормой даже в самые неблагополучные его времена. А теперь, после магических реформ Расмора, буквально хлынул потоком, а затем и захлестнул их страну, в которой до этого как будто бы была тишь да гладь, сопровождавшаяся иными ценностями, иной культурой и уровнем производства, ныне похеренного всего лишь одной небольшой кучкой продажных министров во главе со своим прославляемым и чуть ли не ставшем святым в их глазах великим правителем, абсолютно несправедливо занявшим трон этого многострадального государства. Однако для Альфреда таких мыслей практически не существовало, поскольку он уже давно смотрел на мир глазами возможностей, а не пустых сожалений о прошлом. И всё же даже сейчас, спустя двадцать пять лет своего отсутствия здесь, молодому колдуну до сих пор было сложно сопоставить все новые и старые реалии жизни и сложить их воедино.

Тем не менее, говоря о прежних временах и о современности, одно он мог уже сейчас сказать наверняка: вслед за Гилием его бывшая родина и весь мир вступали в такую эпоху, которой никогда не было прежде в масштабах мировой истории и за которой определённо назревал великий крах прежних богатств, накопленных людьми за каждый пройденный этап конкретной цивилизации, вплоть до тотального разорения и переустройства всего, что только могло попасться им под руку. Отныне, как ни погляди, всё это больше не имело прежней ценности.

Именно поэтому расширение городов, уничтожение зверей и лесов, разрушение памятников древности, простоявших до этого не одну сотню лет, а также всё, всё, всё, что Альфред только успел вынести и почерпнуть для себя из всеобъемлющего взгляда на этот мир, начавшегося формироваться сразу же по прибытии сюда и продолжающего развиваться вплоть до настоящего момента, составляло теперь для разума чёрного колдуна что-то вроде ориентиров на бескрайней карте, сотканной из его видения ситуации. Хотя подобные ориентиры и не являлись для него самого какой-то моральной дилеммой, поскольку собственные цели, преследуемые Альфредом, практически всегда давали ему куда больше жизненного смысла, через который он впоследствии мог воздействовать на внешний мир как угодно. В том числе и на развившуюся сейчас в Сентусе глобальную магократическую обстановку, довольно незаметно восхваляющую слабость и покорность общества, которую, пожалуй, вполне можно было и исправить с помощью небольшой революции… Но только в том случае, если сам молодой бунтарь добьётся в своём деле успеха. И если вообще захочет помогать этим несчастным существам. Ведь теперь в его руках были ещё и знания! А не одна лишь прежняя пустая задача самосовершенствования, которую Эргарот так часто любил восхвалять во всех немногочисленных других чёрных колдунах, еще остававшихся существовать на этом свете.

Продолжая таким образом размышлять на ходу, Альфред с надменностью изучал всё новые попадавшиеся ему на поворотах улицы города, ловя в лицах прохожих совершенно глупые, поверхностные и повседневные мысли, но ничуть не удивляясь этому, поскольку причислял их для себя почти к фоновому шуму. А когда его глаза встретили по пути ещё и одну из этих столь непривычных его взору безлошадных карет, которые, как оказалось, принято было называть «самоходными», то он почти сразу же узнал на ней опознавательные знаки той самой стражи, что пару дней назад безрезультатно носилась за ним по всему Миренкиану, после чего до скрипа в голосе посмеялся ей в след, видя, что она, несясь на всей скорости по своим делам, уже не обращала на него абсолютно никакого внимания.