За десять лет обмен письменными сообщениями превратился в право «свайпить» лица и принимать решения, пожалуй, быстрее, чем при покупке пары кедов в онлайн-магазине во время распродажи. Тактильный интерфейс, изначально предназначенный для немедленного отклика на любую команду, стал отвечать и другому требованию: он позволял быстро привести галерею фотографий в соответствие с системой оценки, ориентированной почти исключительно на физическую привлекательность. Так что любой пользователь не только мог почувствовать себя полновластным хозяином своего устройства, но и войти в роль распорядителя, перед которым движется вереница людей, а он выносит приговор, сортируя их одним пальцем. «Немного напоминает выбор красок в магазине для художников. Открываешь приложение, смотришь на образцы, решаешь: эта – да, эта – нет. И чувствуешь себя богом»[101]
. Ощущение всесилия, возрастающее в случае «краша», недвусмысленно, под звуки фанфар указывающего на проявленный к нам интерес, поддерживает чувство значимости: «Просыпаешься утром, а тебя уже три пользовательницы положили в корзину. Настроение и эго взмывают до небес!»[102] Готовность быстро устанавливать контакты, обычно с весьма откровенными целями, вскоре породила культуру так называемого хукапа (от английскогоВ начале нулевых годов Зигмунт Бауман в книге «Ликвидная любовь»[104]
описал логические схемы, которые стали преобладать в интимных отношениях, отличавшихся все меньшей прочностью – их в любой момент мог порвать один из участников, не привыкших ограничивать свою свободу, когда хочется плыть навстречу новым приключениям, – и это весьма близко к методам нынешнего менеджмента, играющего на «постоянном непостоянстве». Мы как будто перешли от бесконечной неустойчивости к стремительным коллизиям, устроенным с помощью автоматизированных технологий, внедряемых в коммерции и маркетинге для обеспечения непрерывного и, как предполагается, точного сближения пользователей и предложений, чтобы из минуты в минуту совершалось максимальное число сделок. Ликвидная любовь относилась ко времени, когда промышленное производство достигло масштабов планеты с вытекающими отсюда постоянными рисками делокализации и потери работы. Ажиотаж плотского потребления, стимулируемый приложениями, соответствует эпохе оценочного сравнения однородных элементов, обеспеченного искусственным интеллектом, который применяется в основном для того, чтобы каждый раз находить самый выгодный из просчитанных вариантов. Раскрылось новое устройство любви. Она больше не подвержена риску, что связь может порваться, и принимает форму соответствий – в основном на сексуальной почве, – подсказанных алгоритмами, а если выбор подтверждает каждая из заинтересованных сторон, это тут же знаменуется искрометным «крашем». Человеческое поведение более или менее бессознательно моделируется по определяющим технико-экономическим параметрам эпохи, исходя из приоритета реального времени и императива, ежесекундно обязывающего действовать для достижения наиболее выгодного соглашения между отдельными сущностями внутри процессов, не предполагающих завершения, какой бы психологический ущерб и обесценение межличностных отношений это за собой ни влекло. Перед нами словно множество двойников Дельбены и Нуарсея, персонажей «Жюльетты» де Сада, утверждающих: «Первое правило, которое диктует мне природа, – наслаждайся, и не важно, за чей счет»[105].