Тирания веры

– Хелена… – Он вновь замолк, подыскивая нужные слова. – Сэр Конрад не безгрешен, и хорошо, что ты наконец это увидела. Я лишь жалею, что это не случилось раньше. Да, он – Правосудие, и его власть безгранична. Но один лишь этот титул не значит, что он перестал быть человеком. Сэр Конрад не совершенен. Он способен испытывать вожделение и душевные порывы, как и любой другой мужчина. Он возжелал тебя, как, наверное, и многие другие до этого. Последние несколько недель мы с Дубайном смотрели на вас двоих и думали, что вы уже вовсю блудите друг с другом… хотя, видит Нема, такие кувыркания свели бы его в могилу еще раньше.

Я посмеялась над словами шерифа, но горькая печаль все еще окутывала меня и лежала на плечах подобно мокрому плащу.

– А после возвращения Правосудия Августы… ну или ее призрака – уж поверь, я в ваших потусторонних делах ни бельмеса не смыслю… Наверное, теперь о ваших сердечных делах можно совсем забыть.

– Да. По этой причине и по множеству других.

Мы еще немного проехали молча.

– Можно сказать, что сэр Конрад даже слишком хорошо обучил тебя своему ремеслу. И ты, будучи прилежной ученицей, все впитала, как пиявка. Но тебе ведь довелось сиротствовать. Ты прожила лучшие годы своей жизни в нищете. Ты повидала столько дурного. Тебе должно быть хорошо известно, на что способны люди, доведенные до отчаяния. Вот и сэра Конрада можно до него довести. Только подумай: когда леди Августу убили… ну или почти убили… Вестенхольц взял над сэром Конрадом верх. И Клавер тоже. А когда людям, которые привыкли лишь к почтению и повиновению, бросают столь дерзкий вызов, в ответ на это в них пробуждаются самые дурные качества. Я видел подобное раньше. И не сомневаюсь, что мы еще увидим это вновь. Невозможно наделить человека неограниченной властью так, чтобы это не повлияло на его рассудок. Взгляни, как сэр Конрад ведет себя с тех пор, как мы прибыли в Сову. Стоит ему не получить желаемого, как он выходит из себя. Неудивительно, что он на дух не переносит столицу. Будь на то его воля, он бы провел остаток жизни, разъезжая по глухоманям Империи и вселяя ужас в крестьян.

Я недолго поразмыслила над словами шерифа – мудрыми, хотя и сказанными с простецкой прямотой.

– А что прикажете думать о том, как он замучил убийцу семьи Дубайна?

– Чтоб меня, Хелена, если ты скорбишь по тому человеку, то мне нечем тебе помочь.

– Конечно же я по нему не скорблю, – огрызнулась я. – Просто… – Я тяжело вздохнула. – Не знаю. Мне думалось, что существуют какие-то правила. Сованцы же вечно всем твердят о своих проклятущих правилах. Но даже великий сэр Конрад Вонвальт, гроза преступников и почтеннейший законник во всей Империи, им не следует. А раз так, то… – Я всплеснула руками, вдруг дав волю моему гневу. – …какой во всем этом смысл? Какой прок от сованских завоеваний? Зачем все это?!

– Да уж, – пробормотал сэр Радомир, глядя в сторону горизонта. – Хороший вопрос.

После этого мы надолго замолкли.

* * *

Глубокой ночью мы на несколько часов остановились отдохнуть. В нескольких шагах от нас разбили лагерь паломники – незадолго до этого они, завидев наши сюрко и доспехи, решили, что мы храмовники, и увязались за нами следом. Как ни странно, спокойнее от этого себя почувствовали именно мы, ведь теперь за кустами и скалами вокруг следило больше глаз, которые могли приметить отчаянных саэков. В прошлой схватке с ними нам повезло, но теперь нас стало вдвое меньше. Так что той ночью я легла спать поближе к Генриху.

На рассвете мы двинулись в путь, надеясь пройти остаток пути прежде, чем палящее солнце сделает переход слишком трудным, особенно теперь, когда мы были обременены доспехами. Однако наши опасения оказались напрасны; вскоре на небе собралась огромная грозовая туча, и я почувствовала, как постепенно нарастает боль в моей голове, которая обычно мучила меня в душную дождливую погоду.

Выведенные для гонцов пэлфри оправдали свою репутацию, и мы проделали путь от Зюденбурга до Керака вдвое быстрее, чем на обычных лошадях. Керак представлял собой столь же огромный замок, возведенный посреди искусственного водоема, который, по-видимому, подпитывался ирригационными каналами, что брали воду из далекой реки Стром. По углам замка и посередине каждой огромной крепостной стены стояли квадратные башни. В самом сердце твердыни, из вершины крутого крепостного вала, вздымался собор-донжон, над которым развевались вымпелы и стяги. От вида замка захватывало дух. Мне до сих пор с трудом верится в то, что ныне это сооружение лежит в руинах, постепенно растаскивается на камни и стирается в пыль силой стихий, как и многие другие старые укрепления, ушедшие в прошлое по милости черного пороха. Тогда же казалось, что крепость Керак будет стоять вечно.