Я дивилась тому, как спокойно и организованно две армии выстраиваются друг напротив друга. Мне казалось, что мы теряем огромное преимущество, упуская возможность ворваться в ряды противника, пока он еще не готов к бою. Мне до мельчайших подробностей запомнились обрывки разговоров, которые я слышала вокруг себя. Лучник жаловался на надвигавшийся дождь; рыцарь – на сломанную шпору; мечник – на порванный кожаный ремень на обратной стороне щита.
Карешцы вовсе не были похожи на недисциплинированных дикарей, какими их часто выставляли в Сове. Я видела две большие пехотные фаланги, которые с правого фланга были защищены мелкой рекой, а с левого – земляными валами, которые тянулись до дна пересохшего озера. Перед основными силами пехоты выстроились два ряда копейщиков, а в тылу хаотично разъезжал отряд конных лучников. Два войска разделяло несколько сотен ярдов, и я не могла разглядеть лиц наших врагов, но зато видела их доспехи и одеяния. Поверх свободных рубах на карешцах были надеты хауберки, составленные не из кольчужных звеньев, а из металлических дисков, отчего солдаты больше походили на больших рыб в панцирях. Их шлемы сужались к макушке, и на многих развевались плюмажи. На знаменах были начертаны незнакомые мне письмена, не похожие на угловатые саксанские буквы, а выведенные округлой извилистой вязью.
Храмовники выстроили впереди спешившихся рыцарей и вспомогательные отряды пехоты, видимо рассчитывая, что те сразятся с вражескими копейщиками, уничтожат их, а уже после этого кавалерия сможет ударить карешцам во фланги. К несчастью для меня, новоиспеченной Дочери Немы, мы тоже оказались в этом авангарде, в ударных войсках, которые, ослепленные религиозным рвением, готовились с минуты на минуту ворваться во вражеские ряды.
Я непрестанно крутила головой, пытаясь понять, в чем же наше преимущество, а заключалось оно явно не в численности… и наконец увидела
Бартоломью Клавера.
Выехал он вовсе не на той тщедушной лошадке, которая совсем недавно привезла его к стенам Долины Гейл. Нет, на этот раз он восседал на огромном белом дестриэ, облаченном в доспехи и пурпурную накидку. На самом Клавере тоже сверкали роскошные церемониальные латы. Он был без шлема, и я заметила, что его прежде худое лицо раздобрело на сытной снеди из замковых кладовых. Он начисто выбрил подбородок и голову, но на них осталась тень от прорастающих волос, которая придавала ему строгий, суровый вид. Клавер окончательно отбросил всю притворную скромность и сам уверовал в созданную им же легенду. Он больше походил на маркграфа – или даже на короля, – чем на священника. Передо мной словно оказался совершенно другой человек. Но высокомерную усмешку, игравшую на его лице, я бы не спутала ни с чем.
Позади Клавера собрался конный отряд священников-воителей и рыцарей Храма, которые вздевали высоко к небу знамена и иконы. Среди священных символов я разглядела оленьи черепа и копии Учения Немы, раскрытые, прибитые к доскам и поднятые на шесты. Мужчины толкались и подобострастно старались подобраться ближе к своему обенпатре. Рядом с Клавером восседал рыцарь в небесно-голубом сюрко, и благодаря имперскому герольду я сразу же признала в нем Владимира фон Гайера. Суровый, с оливковой кожей – именно таким я его себе и представляла.
Когда появился Клавер со своим небольшим отрядом, настроения в наших рядах заметно переменились. Солдаты оглядывались – а многие, ничего не ведавшие о приличиях, разевали рты и тыкали в него пальцами. Тем временем воздух наполнился шепотом, который напомнил мне жуткие, сводящие с ума щелчки, что сопровождали Муфрааба. Люди смотрели на Клавера с благоговением… и со
Вдруг Клавер посмотрел на меня.
С тех пор я неоднократно размышляла о том миге. Мог ли он узнать меня, если мое лицо было наполовину скрыто полями шлема и кольчужным капюшоном? Не так давно мы вместе путешествовали и провели друг с другом немало времени. Окажись мы в одной комнате, Клавер вряд ли спутал бы меня с кем-нибудь; но разве он мог заметить меня здесь, среди организованной толпы солдат, которые готовились к сражению? Разве он мог столь явственно выделить меня из всех?
И все же его взгляд задержался на мне. Я почувствовала себя неуютно – нет, даже испугалась – и отвела глаза, однако все равно продолжала ощущать себя добычей, на которую пал взгляд хищника. Мне в голову пришла мысль – а вдруг после того, как я спустилась в загробный мир и соприкоснулась с Муфраабом, ко мне прилипла та же сверхъестественная аура, которая временами окутывала Вонвальта? И вдруг для Клавера, который собственноручно наложил на Вонвальта проклятие, я стала столь же заметна, как маяк, напитанный темными энергиями изначального духа?