Тишайший (сборник)

А на Троицкой площади не шумели.

– Афанасий Вельяминов! – прозвенел голос Томилы Слепого.

На дщан взошел седой воин.

Томила Слепой сказал ему:

– За предательство городу Пскову – казнить тебя смертью!

– Я служил государю и Русскому государству честно! А потому гляжу вам, люди, в глаза перед смертью прямо.

Подошел к плахе, положил голову.

Сверкнул топор палача.

– Самсон Тюльнев!

Вторая голова покатилась.

– Воин Всеславин с сыном. Матвей Тимашов с сыном. Кирилл Горышкин, Петр Сумороцкий, Федор Нащокин, Богдан Чиркин.

Десять голов слетело с дворянских плеч.

Постояли люди, помолчали и тихо пошли с залитой кровью площади.

На дщан быстро поднялся Гаврила Демидов:

– Стойте, псковичи!

Остановились.

– Скажите, как будем дальше биться с князем Хованским? Нет среди нас больших воевод, нет! А дворяне, которые ратному делу обучены, воевать против князя не хотят. Что будем делать?

Молчали.

– Тогда послушайте то, о чем мы во Всегородней избе с ближними моими людьми думали… Выход у нас один – просить помощи в Литве. У нас заготовлена грамота к литовскому королю. Томила Слепой сейчас прочтет вам ее.

– Нет! – глухо сказала площадь.

Гаврила вздрогнул. Это был не крик, не шум, каждый человек на площади сказал «нет» будто бы про себя.

– Почему же нет? – в отчаянии спросил у народа староста.

– Нет! – громко сказали люди. – Не бывать Пскову под Литвой!

– Никто о том и не помышляет! – крикнул Гаврила. – Мы хотим нанять обученных строю иноземных солдат и офицеров. Мы…

– Нет! – взревела площадь. – Порвите грамоту свою!

Гаврила склонил голову перед народом. Взял у Томилы лист с письмом, разорвал его на восемь частей.

Поединок

Донат постучал в дом Прокофия Козы.

Тот обрадовался гостю:

– Заходи. Щец пустых похлебаем.

– Спасибо. Чего хмурый-то?

Прокофий Коза рукой махнул:

– О радостях ли думать?.. Беда за бедой.

– Тяжелое время…

– Тяжелое!.. Больно поздно у Гаврилы в мозгах прояснилось… Хотел воевать, никого не обижая. Все на дворян наших надеялся. Они ведь псковичи. Невдомек, что Хованский пришел под стены на защиту не нас с тобой, а этих самых дворян. Вон и моя жена, как узнала, что дворян казнили, «Злодеи!» – говорит, и к соседке убежала слезы лить… Не пожалела, – у Прокофия вдруг губы покривились, всхлипнул вдруг, – не пожалела Никиту Сорокоума, которого эти дворянчики на погибель кинули. Максимушку не пожалела… А, что там! Всех их надо извести, всех купцов, всех дворян, если победить хотим. Всех! А не то – они нас.

Донат остановил его:

– Погоди! Я к тебе за делом пришел.

– Похлебаем щец, тогда и порешим все дела.

– Я пришел к тебе, чтобы ты свел меня к Зюссу.

– В тюрьму?

– В тюрьму… Он мне должен жизнь отца. Я его вызову на поединок и разочтусь.

– У Гаврилы спрашивал дозволения?

– Его теперь без пользы спрашивать. Молчит. Думает.

– Пусть думает. Может, не поздно еще. Одолеешь немца-то?

– Одолею.