Тишина моих слов

– Леви? Слава богу! – Я слышу приближающиеся шаги, чувствую, как меня хватают и трясут чьи-то руки. Я через силу открываю глаза.

– Мы искали тебя! Твой сосед по палатке сказал, что тебя нет, а ты не предупредил. Ты помнишь правило? – Пиа смотрит на меня с яростью, но голос у нее остается спокойным.

Теперь, приподнявшись, в ярость прихожу я и морщусь, потому что рука затекла, и кора дерева за ночь вдавилась в кожу.

Выражение лица Пии говорит: «Сам виноват!» А я закатываю глаза.

– Это чертово правило не мое! – нагло возражаю, вырываясь.

– Нет, оно наше! Это мое чертово правило, и так как в данный момент я одна из тех, кто за тебя отвечает, ты будешь ему следовать.

Мы долго смотрим друг на друга, наконец она, наклонившись, поднимает что-то у дерева. Моя бейсболка! Должно быть, она упала.

– Не забывай об этом! А сейчас пойдем.

Я ошеломленно качаю головой, чтобы прогнать это нежданное воспоминание, а затем снова смотрю на девчонку. Она лежит не прямо там же, но и я одну из первых ночей провел здесь, под открытым небом. Уже не вспомню почему, но и сейчас точно помню, как было здорово. По-настоящему.

Стою, не зная, что делать. Разбудить ее? Просто уйти? Сообщить Пии? Она явно еще спит и не заметила, что кого-то нет на месте.

Проклятая кошка по-прежнему пялится на меня, медленно встает, потягивается и трется о лицо девчонки, которая в ответ коротко вздыхает. Она шевелится, в отличие от меня, потому что я, как чокнутый, просто продолжаю смотреть на нее. Интересно, почему она здесь. Я имею в виду – в лагере. Этот вопрос я задаю себе про всех, но про нее… по-другому. Может, потому, что сейчас я стою тут, а она лежит у моего дерева. Может, потому, что когда-то там лежал я.

Кошка снова укладывается, и все остается как было. Я не выдерживаю и, подойдя к девчонке, медленно наклоняюсь вперед, не спуская глаз с подлой кошки. Еще несколько сантиметров, и тогда… Черт! Кошка, с громким шипением прыгнув мне на руку, вцепляется в нее когтями. Она укусила меня за палец! Стряхнув кошку, громко ругаюсь и, шатаясь, немного отступаю назад. По запястью тянется длинная царапина, она адски саднит, из нее сочится кровь. Я сжимаю кулаки и сдерживаюсь только потому, что девчонка резко открывает глаза и садится. Кошка сидит себе как ни в чем не бывало и вылизывает шерсть. Могу поклясться, что она ухмыляется! Маленькая гадкая скотина.

Взгляд девчонки растерянно блуждает от рюкзака к кошке, к земле, на которой она сидит, к озеру, а затем влево. Ко мне. Глаза у нее становятся все больше, губы складываются в возглас «О!», а сама она, притягивая к себе кошку, все плотнее прижимается к дереву.

– Доброе утро, – говорю я, откашливаясь, потому что голос звучит слишком хрипло. – Ты Ханна, да? Я Леви, – добавляю, чувствуя себя полным придурком.

Она по-прежнему ничего не отвечает. Разумеется, не отвечает, она немая, идиот ты этакий.

Я сажусь на корточки, чтобы наши глаза оказались на одном уровне.

– Ты не отвечаешь, это нестрашно.

Я не могу, говорят ее глаза, и я, поджав губы, безмолвно отвечаю: Я знаю.

Глава 16 Ханна

МОЙ ЯЗЫК – ЭТО НЕ СЛОВА

Леви. Парень из автобуса. Тот, что наблюдал за мной у озера и ни с кем не общается. Парень, что всегда стоит в стороне. Гость.

Мой взгляд проясняется, мысли тоже. Наконец мне удается закрыть рот. Во рту противно и сухо, только в уголке губ какое-то странное ощущение. Провожу по ним рукой и готова провалиться сквозь землю. Я пускала слюни. С закрытыми глазами делаю глубокий вдох, и только после этого снова смотрю на Леви. Зеленые глаза. Зеленый был любимым цветом Иззи. Он не улыбается, ничего больше не говорит, только смотрит на меня. Серьезно и выжидающе. Я сижу, прислонясь к дереву, словно меня тут пригвоздили, и невольно рассматриваю парня. Футболка ему слишком велика, бейсболку я уже видела. Угловатый подбородок и веснушки на носу для меня новость, но на загорелой коже они почти не видны. А справа в углу рта на губе маленький пирсинг. Длинные черные ресницы. Если бы Иззи их увидела, первое, что она сказала бы: «За такие ресницы все бы отдала».