Ульрих фон Гуттен.
Томас Мор.
Нет ничего удивительного, что Микеланджело в согласии с обычаями своей страны, не исчезнувшими и поныне, сам увлеченный к тому же поэмой Данте, представлял себе ад так же, как и он.
Гордый дух обоих этих людей вполне сходен.
Буонарроти перевел на язык живописи мрачные образы, некогда запечатлевшиеся в его душе под влиянием пламенного красноречия Савонаролы.
«Страшный суд» задуман настолько грандиозно, насколько это вообще возможно, как (последний момент перед исчезновением вселенной в хаосе, как сон богов перед своим закатом…
…Этот момент Микеланджело трактует как грандиозную космическую катастрофу, в которой мало что осталось от традиционного церковного понимания данной темы. Почти все фигуры изображены обнаженными, святые лишены нимбов, у ангелов нет крыльев. Христос, подъявший в грозном жесте правую руку, скорее походит на Зевса Громовержца, чем на христианского бога. Здесь ангелов не отличить от святых, грешников от праведников, мужчин от женщин. Всех их увлекает один неумолимый поток движения, все они извиваются и корчатся от охватившего их страха и ужаса. Этому движению придан вращательный характер, и у зрителя не остается сомнения, что связками и гроздьями могучих по своей комплекции тел управляет какая-то выше их стоящая сила, которой они не могут противодействовать.
Вослед Савонароле у микеланджеловского христианства плебейская природа; его Христос наделен гневным лицом и карающими движениями трибуна, судьи; он непрерывно вмешивается в каждодневное становление жизни, в ход событий и судьбы людей, и каждочасно приближает мир к последнему приговору.
…от «Страшного суда» веет той же безграничной мощью, которою насыщены образы плафона и более ранних произведений Микеланджело. Мученики показывают Христу орудия своих пыток с таким видом, будто они не просят снисхождения, а требуют справедливости.
…за Адамом — голова седобородого старика в капюшоне, весьма похожая на Павла III, каким мы его знаем по портретам Тициана. Справа, то есть за Петром, — голова бритого пожилого мужчины, с острым лисьим лицом, вероятно, Климента VII…