– Ты рот-то прикрой! – неожиданно рявкнул на него Приор, уверенно шагнув к инфицированному серебристой дрянью сталкеру. – Благое дело совершили, отроки. Я вижу, чужая беда вам небезразлична. – Он остановился в метре от неподвижного тела, нахмурился, видно, считывал информацию, поступающую в его разум через импланты, затем вздохнул и вдруг рявкнул: – А теперь идите-ка отсюда, отроки сердобольные! А ты, – он обернулся к Упырю, – быстро принеси излучатель и кодировщик! Сдается мне, необычный это сталкер. Броня на нем прототипная… – Приор Глеб понизил голос. – Да и маркер знакомый… Уж не Титановой ли Лозы устройство?.. – уже совсем тихо произнес он. – Надо бы разобраться…
В помещении горел яркий свет.
На столе, накрепко прихваченный ремнями за запястья, лодыжки и шею, лежал едва живой сталкер, над ним возвышалась фигура Приора, сменившего боевую экипировку на серую, мятую, но главное – чистую робу.
– Федор, не уходи! Поможешь… – не терпящим возражений голосом произнес Глеб.
Упырь, собиравшийся улизнуть, замер на пороге.
– Ты меня лучше отпусти… – просипел он. От одной мысли, что сейчас будет происходить в комнате, ему становилось тошно. Вот же денек выдался. Сначала Глеб заявился, словно почуял что. Месяц почти не заглядывал, а тут пожалуйста, принимай, Упырь, незваного гостя, отказать которому – себе дороже. Ну, не к добру, сразу ведь тревожно стало.
– Федор, я же сказал, останься! – Приор вскрыл контейнер с фричем, вытряхнул желеобразную массу на ладонь левой руки, и та, будто живая, поползла, обволакивая запястье, пальцы, неровными наплывами потянулась к локтю…
Упырь обреченно вздохнул:
– Не Федор я. Давно уже – не Федор. Знаешь ведь. Не могу оперировать. Руки не те.
– Оперировать буду сам. Тут твой навык хирурга не поможет. – Глеб взглянул на старика и добавил: – Броню поможешь с него снять и ступай. Дальше сам справлюсь.
Стылый ужас витал в комнате, даже яркий свет не помогал, холодом до костей пробирало от одного вида серебрящихся на экипировке сталкера пятен.
– Ну?
Упырь медленно вернулся, опасливо обошел изголовье импровизированного хирургического стола, зло сверкнул на Приора мутным взглядом водянистых стариковских глаз.
– Не дело ты затеял. Против Зоны идешь. Добычу ее отнимаешь. Это ж тебе не в лабораториях Цитадели с н-капсулами экспериментировать…
– Замолчи, – холодно отрезал Глеб, взяв в правую руку лазерный скальпель. – С излучателем помоги. Буду указывать лазером, куда направлять. Настройки я уже сделал.
Упырь нехотя подчинился.
Не страх – брезгливый ужас выедал остатки души. Устал он и озлобился. Не сталкер. Старик. Зона в считаные дни сломала его, как ребенок ломает сухую хворостину об колено. Был когда-то Федор Тимофеевич, хирург местной больницы, а потом весь закончился вдруг. В первые дни после катастрофы, когда мир сошел с ума, он еще пытался помогать людям, попавшим в ловушку аномальных пространств, а потом, увидев первого инфицированного проказой Зоны человека, попробовал его спасти и…
Испугался увиденного. Бросил умирающего, забился в какой-то стылый подвал, бродил по нему, как неприкаянный, пока случайно не набрел на вход в старое убежище. Затворился в нем, жил без счета дней, не открывая, не реагируя на стуки, затыкал уши, чтоб не слышать, как снаружи умоляют впустить. Потерял все человеческое…
Потом успокоился понемногу. В убежище оказался запас еды, в основном консервы, сухпайки, вода.
С запасов и начал. Открылась у него необъяснимая жадность, будто в тело вдохнули иную сущность. Начал открывать на стук, выменивал на еду и воду необходимые вещи, затем, спустя несколько месяцев после катастрофы, с той стороны Барьера пришли первые ходоки.
Поговорил с ними. Понял – возврата к прежней жизни нет. Консервы, вода – это для Пятизонья ценность, а во Внешнем Мире после катастрофы хаос уже на убыль пошел. Всех, кого из-за Барьера эвакуировали, больше, по словам ходоков, и не видел никто. Говорят, где-то в секретных госпиталях Министерства обороны их держат. Зато сами ходоки оказались сговорчивыми. Предложили хорошую цену за никчемные для забившегося в подвал старика вещи, принесенные сталкерами. Обещали деньги, если добудет н-капсулы. За деньги, сказали, можно назад вернуться. В обход блокпостов, без проверок, куда-нибудь в глубинку, там, где эхо катастроф только по телевизору, в новостях далеким отголоском прорывается.
Так и стал Упырем.
За лишнюю н-капсулу готов был спорить до хрипоты, за банку консервов – удавить.
Не вышло вырваться. Не отпустила Зона.
Затянула торговля, как трясина. Мысль о глухой деревеньке уже не грела – здесь, в старом убежище, он еще что-то значил для окружающих, тут ему не грозили многие опасности Пятизонья, одного лишь, как чумы, боялся Упырь – освободившейся из плена н-капсул серебристой проказы…
…Приор тем временем приготовился действовать.