Титаны Возрождения. Леонардо и Микеланджело

С Томмазо де Кавальери Микеланджело познакомился в 1532 г. Судя по переписке, между ними возникла симпатия[373], послужившая основанием для подозрений Микеланджело в гомосексуализме, которые пытался опровергнуть Кондиви, писавший, что он «очень любил красоту тела и настолько понимал ее, что многие развратные люди, не умевшие отличать чистую любовь к красоте от низких чувственных побуждений, думали и говорили много дурного о его поведении. ‹…› Микель-Анджело при мне часто рассуждал о любви, и я слышал также от людей, присутствовавших при этих рассуждениях, что великий мастер говорил о ней то же, что писал Платон в своей книге. Я не знаю, что говорил Платон, но, так как я был долго в хороших отношениях с Микель-Анджело, утверждаю, что слышал от него только чистые и честные слова, имеющие силу потушить в сердце молодого человека всякое распутное и необузданное желание»[374].

Сходные чувства Микеланджело испытывал и к поэтессе Виттории Колонне – представительнице римского аристократического рода, вдове Фернандо Франсиско д’Авалоса, маркиза де Пескары, который в 1525 г. был назначен главнокомандующим Карла V в Ломбардии, но через несколько месяцев умер от ран, полученных в битве при Павии с войсками Франциска I. Занявшись духовными исканиями, Виттория сблизилась с Микеланджело на почве учения спиритуалов, разрабатывавшегося в окружении кардинала Пола. Дружба Микеланджело и Виттории, по просьбе которой он сделал несколько рисунков на религиозные сюжеты («Распятие», «Богоявление» и т. д.), продолжалась до ее кончины в 1547 г. в возрасте 57 лет. Шесть лет спустя Кондиви писал: «Он до сих пор хранит много ее писем, полных чистой и нежной привязанности, достойных такой благородной души, и сам написал в честь ее много сонетов, в которых видна его нежная страсть к ней. Она много раз приезжала в Рим из Витербо и других мест, где проводила лето, только для того, чтобы увидеть Микель-Анджело. Со своей стороны, Микель-Анджело так же горячо любил ее и, как он однажды сказал при мне, сокрушался о том, что, когда она умерла и он прощался с ней, то поцеловал только ее руку, не осмелившись поцеловать в лоб или в лицо. Эта смерть так подействовала на него, что долгое время он был очень рассеян и как бы лишен рассудка»[375].

Привязанность к Виттории Колонне Микеланджело выразил в поэтическом творчестве. Маркизе де Пескаре посвящен самый знаменитый его сонет, вскоре после выхода в свет послуживший предметом литературоведческого анализа Бенедетто Варки (1549), сравнивавшего его со стихами Данте:

«И высочайший гений не прибавит
Единой мысли к тем, что мрамор сам
Таит в избытке, и лишь это нам
Рука, послушная рассудку, явит.

Жду ль радости, тревога ль сердце давит,
Мудрейшая, благая донна, – вам
Обязан всем я, и тяжел мне срам,
Что вас мой дар не так, как должно, славит.

Не власть любви, не ваша красота,
Иль холодность, иль гнев, иль гнет презрений,
В злосчастии моем несут вину, –

Затем, что смерть с пощадою слита
У вас на сердце, – но мой жалкий гений
Извлечь, любя, способен смерть одну.
(Здесь и далее перевод А. Эфроса)[376].

Лейтмотивом сонета является сублимация чувства в творчество, которое Микеланджело ставит на службу маркизе, олицетворяющей «душевный образ». В этом образе, обладающем соответствующими душе качествами, проявляется внутренняя бессознательная установка, которая переносится на реальное лицо. Аффективная привязанность к объекту возникает в случае проецирования «душевного образа», при котором субъективное содержание отчуждается от субъекта и в известном смысле воплощается в объекте[377].

Проявление этой тенденции заметно в одном из мадригалов, посвященном Виттории Колонне (эта стихотворная форма становится основной в поэтическом творчестве Микеланджело в годы дружбы с нею)[378]: