Тито и товарищи

Своих сомнений, касавшихся московской шпионской деятельности и подпольного подстрекательства, югославы не скрывали, напротив, говорили открыто, что речь идет о разветвленной сети. В кулуарах они упрекали Советский Союз за то, что он был вовлечен как в косовские беспорядки 1968 г., так и в антирежимные акции эмигрантских групп всех цветов и направлений, что произошло позднее. Уже в январе 1970 г. Тито и советский посол Иван Бенедиктов провели оживленную беседу на эту тему, которая, конечно же, не имела никаких последствий [2455]. Также в момент наивысшей дружбы между маршалом и Брежневым советские спецслужбы не оставляли мысли, что в Югославии нужно образовать пятую колону. Как еще по-другому можно трактовать то, что в июне 1973 г. руководитель КГБ Юрий Андропов через своего агента тайно оповестил Добрицу Чосича, чтобы тот был осторожен, так как ему из «главного города» грозит «опасность»? Очевидно, Советский Союз в известном писателе, который в то время был рупором оппозиционного, националистически окрашенного течения в Сербии, видел возможного союзника[2456].

Вопреки тому, что, по данным службы безопасности, съезд в Баре посетили только 12 участников, Тито не недооценил происшествия. Он приказал начать расследование, которое закончилось арестом 32 информбюровцев, в основном черногорцев, и конфискацией большого количества материалов, напечатанных в Советском Союзе. В конце июня 1974 г. начались значительные чистки, в которые было вовлечено приблизительно 24 тыс. человек, прежде всего интеллектуалов, студентов, партийных руководителей, членов элиты[2457]. Новость об афере распространилась уже весной, но о ней было запрещено говорить, пока Тито не прояснил отношения с Брежневым. Исполнительный комитет СКЮ 25 июля 1974 г. отправил Политбюро ЦК КПСС меморандум, в котором шла речь о мятежной деятельности информбюровцев, а на высшем уровне часто велись беседы между представителями Югославии и СССР. «Из-за этого Исполнительный комитет ЦК СКЮ считает, что ответственным советским органам неизвестна такая антиюгославская активность информбюровской эмиграции. Ответственные советские органы не приняли эффективных мер (против нее)»[2458].

После бесполезного обмена дипломатическими нотами и бесплодных переговоров Стане Доланца с исполняющим обязанности посла СССР и послами Венгрии и Чехословакии в начале сентября Кардель отправился в Советский Союз, официально в «отпуск», на самом же деле по причине событий в Баре. Результат его путешествия не был позитивным: кремлевские руководители, как и раньше в подобных ситуациях, отрицали любую причастность к нелегальному съезду – якобы самых активных информбюровцев, которые проживали в СССР, они заставили уехать на Запад. Пытались смягчить Тито и тем, что послали в Югославию большую партию современного оружия, при этом не скрывали своего критичного отношения к самоуправлению и к политике неприсоединения, считая, что югославы игнорируют основную данность современного мира, разделенного на два блока. По их мнению, в Югославии помимо «обожествления» Тито произошло «обожествление» самоуправления и политики неприсоединения, поскольку никакая критика невозможна. Утверждали, что белградские власти должны были поддержать социалистические силы, присутствовавшие в государстве, и противопоставить их прозападным силам, которые пытались подорвать сближение Югославии с Советским Союзом. Последние, как говорили в Москве, будто бы были сильны в некоторых интеллектуальных и журналистских кругах, которые вопреки договору Тито и Брежнева о прекращении враждебной пропаганды всё еще печатали антисоветские статьи[2459].

Такое двуличие окончательно убедило Тито, что, вопреки красивым словам, Советы всё еще пытаются перетянуть Югославию или всю ее православную часть в свою сферу влияния. И когда Washington Post раскрыл всё, что касалось съезда в Баре, больше не было причин молчать. Через два дня после возвращения Карделя из Киева, 12 сентября 1974 г., Тито в своей речи перед сталеварами из Есениц упомянул заговор против СКЮ, хотя и не слишком его драматизировал. Совсем другой посыл неделю спустя имело осуждение 32 членов Информбюро, которых судили за закрытыми дверьми: все вместе они получили 200 лет лишения свободы. В последующие дни пресса была полна статей об эмигрантах Информбюро, которых было около 725, в большинстве своем сербов. Одновременно служба государственной безопасности организовала настоящую травлю против их местных единомышленников. Не пришлось долго ждать, пока ее подразделения раскрыли еще три враждебные режиму группы в Боснии и Герцеговине, Далмации и Воеводине [2460].