Тито и товарищи

После падения Хрущева Брежнев на переговорах с Тито признал, что в Москве возможны нелегальные связи между противниками югославского режима и некоторыми югославскими эмигрантами, но категорически опроверг утверждение, что их поддерживали советские власти. «Для нас подобные методы не существуют, только наши противники могут так говорить»[2446]. На самом деле еще в 1971 г. эмигранты в Москве «поздравили» Тито с днем рождения двумя передачами, в которых раскритиковали его в пух и прах. Дошло даже до оживленной полемики между Политикой, которая сообщила о событии, и газетой Известия, а также до официального протеста белградского Секретариата иностранных дел. В сентябре того же года в Караджорджеве состоялась беседа о деятельности членов Информбюро между Тито и Брежневым, при этом последний еще раз уверил, что советское правительство не поддерживает враждебной деятельности против Югославии[2447]. Как стало известно спустя некоторое время, московское правительство формально разогнало информбюровцев, но на самом деле сказало: «Хотите работать, работайте за границей»[2448].

1974 г.: новая коммунистическая партия Югославии

6 апреля 1974 г., когда Тито во всеуслышание заявил, что Советский Союз никак не угрожает Югославии, и выразил протест против Запада, который «хотел нас им напугать», в черногорском городе Бар тайно собрался учредительный съезд новой коммунистической партии Югославии. Среди организаторов встречи, которая состоялась одновременно с подготовкой к Х Съезду СКЮ, был также Душан Бркич, бывший заключенный Голи-Отока, и, похоже, пережитый опыт его ничему не научил[2449]. Также под его влиянием участники на упомянутом совещании приняли программу и статут, которые были диаметрально противоположными тем, который титовский режим осуществлял с 1948 г. и далее. Они распустили Союз коммунистов Югославии, провозгласили образование «новой КПЮ», которая в соответствии со сталинской системой и брежневской доктриной ограниченного суверенитета тяготела бы к включению Югославии в Советский Союз. Тито, как генерального секретаря партии, отправили в отставку и на его место назначили старого сторонника Информбюро Миле Перовича [2450].

Югославские власти узнали о съезде не случайно, так как имели своего информатора в «киевской группе». Когда стало ясно, что документы, необходимые для нелегальной встречи, будут ввезены в страну на дипломатической машине через Будапешт, близ границы они организовали автомобильную катастрофу. В нее был вовлечен сын советского дипломата, который работал в посольстве в Белграде. В его багажнике милиция нашла листовки, которые он должен был доставить в Бар. Власти, конечно же, арестовали участников съезда, они предстали перед судом и их осудили на сроки от 2 до 14 лет тюремного заключения[2451].

Это событие было исключительно тяжелым ударом для Тито и его соратников, поскольку они поняли, что руководители Советского Союза вопреки заверениям в дружбе не отказались от своих «гегемонистских» планов. В момент внутренней напряженности, причиной которой могла стать смерть Тито, СССР прибег бы к хитрости, которая оказалась столь эффективной во время венгерского и чехословацкого кризисов, и с войсками вторгся бы в Югославию по просьбе легитимной, хотя и действующей нелегально КПЮ. Как говорил Владимир Бакарич датскому журналисту Гуннару Ниссену, в Москве думают, в Югославии только Тито «хороший», а его сотрудники – нет[2452]. Вопреки утверждениям, что раскрытие информбюровской антипартийной группы не повлияет на отношения с Советским Союзом, между государствами всё же произошло охлаждение отношений, так как югославы не могли избавиться от подозрений, что русские всё еще планируют революционную деятельность в их государстве[2453]. Дополнительному росту недоверия посодействовал и генерал Ян Шейна, ответственный за политическое ведомство в чехословацкой армии, который в 1968 г. бежал в США и в феврале 1974 г. в интервью венской газете Profil раскрыл военный план Варшавского договора, согласно которому в случае кризиса части советского блока вторглись бы в Югославию через австрийские земли[2454].