Титурель

Истинным ее мужем, отцом Парсифаля, предстоит стать Гамурету, государю Анжу. Он тоже погибнет на Востоке, воюя на стороне халифа Барука. Вдова-дева станет вдовой-дамой, как ее назовет в своем «Персевале» Кретьен де Труа.

Хранители Грааля сплочены любовью и обреченностью. Перед этим чарующим сочетанием не могут устоять ни женщины, ни мужчины. Повествуя об этом, Вольфрам фон Эшенбах начинает говорить от собственного лица и тут же прибегает к фигуре умолчания, тоже храня некую тайну:

Как восвояси Гамурет
отбыл от Белаканы
и как завоевал потом
сестру Шуазианы,
и как француженка не удержала Гамурета,
об этом умолчу я здесь;
любовь девичья будет мной воспета.

В «Титуреле» представлены две влюбленные пары: Херцелейда и Гамурет, Сигуна и Шионатуландер. При этом Сигуна — племянница Херцелейды, а Шионатуландер — племянник Гамурета, так что все четверо так или иначе из рода Грааля: «Ибо вверен Грааль избранному роду...»

Их избранничество — обреченность, а обреченность — избранничество, и при этом они вознагражденные в мире: избранных влечет к избранным. Гамурет обращается к своему племяннику со странным увещеванием:

Чувствую в тебе любовь,
от нее твоя невзгода.
Не таись от меня,
мы оба из одного рода.
Наши плоть и кровь — теснее единство,
чем от похищенного
ребра материнство.

Род Грааля превыше обычного человеческого родства, но это и не так называемое духовное родство, а плоть и кровь (Грааль — Кровь Истинная?). Слова Гамурета можно понять в том смысле, что род Грааля ведется не от Евы (Еву Гамурет несколько пренебрежительно называет похищенным ребром) или не только от Евы, а из таинственных глубин до Сотворения мира (прежде всех век). Отсюда сокрушительная сила любви, неодолимая и потому не всегда благая:

Горе! Зачем, любовь,
ты детей сокрушаешь?
Не щадишь слепого ты,
безглазому страсть внушаешь.
Козни твои, любовь, многообразны.
Сколько ни пиши, любовь,
неописуемы все твои соблазны.

И пренебрегающий письменами Вольфрам поет настоящий гимн любви:

Любовь царит вдалеке
и вблизи на пороге,
живет в доме на земле
и с добром заодно в небесном чертоге;
любовь здесь и там, везде, кроме ада;
сомненье — спутник любви
в пору ее спада.

Шионатуландер и Сигуна совсем еще дети, но род Грааля уже обрекает на любовь их, не подозревающих, что любовь гибельна:

Благо Канволейсу,
где была сердечной,
говорят, любовь,
и постоянной, и безупречной,
любовь двух детей там нашла начало,
и ее, чистую,
ничто в мире не омрачало.

Сигуна бесхитростно спрашивает Шионатуландера, видя его страдания:

Может быть, любовь — он
и все ты мне растолкуешь?
А может быть, любовь — она
и потому ты тоскуешь?

Иными словами, что такое любовь: грозный Амор трубадуров или сладостная, но столь же опасная госпожа Венера миннезингеров? Объясняясь в любви Сигуне почти по-детски, Шионатуландер обращается не столько к ней, сколько к ее роду: «Слышал я, твой род могуч в благоволенье...» А Сигуна в своем девичьем целомудрии, не чуждом завораживающего эротизма, призывает Шионатуландера завоевать ее любовь:

Горе! Я иначе
помочь бы тебе хотела,
не жертвуя свободой
моего нетронутого тела;
со мной тебя юность еще не венчала.
Знай: под сенью щита
должен ты заслужить меня сначала.

Херцелейда предостережет свою приемную дочь и от подобных призывов, и от самой любви к Шионатуландеру, напомнив его блистательную родословную: Шионатуландер — тоже дофин, наследник престола и государства:

О тебе скорблю;
твой друг из молодых да ранний;
не от Махауты ли
унаследовала ты дар страданий?
Дофин Гурзгри искал славу вдали от супруги.
Не снимая шлема,
обретал он бранные заслуги.