Тюдоры. От Генриха VIII до Елизаветы I

Ранней весной 1565 года Мария, ослепленная любовью к Дарнли, помогала выхаживать его, когда он слег с корью, которая на самом деле могла быть проявлением сифилиса. Английский посол писал Елизавете, что «ситуация неизменна. Королева столь поглощена любовью и коварством или, в действительности, хвастовством и сумасбродством, что она не способна сдержать обещание, данной самой себе, а значит, не способна сдержать обещание, данное вашему величеству в данных вопросах». Страсть и упрямство Марии опередили ее осмотрительность. Дарнли было двадцать, она была на три года старше.

К маю они тайно обручились, а в июле поженились, не дожидаясь согласия папы на союз двоюродных родственников. Затем Мария объявила Дарнли королем Шотландии, не испросив совета своего парламента. Она вышла замуж в спешке, о чем вскоре пожалела. Дарнли был столь же тщеславен, сколь и неуравновешен, заносчив, безнравственен и слабоволен. Вскоре он отвратил от себя добрую часть шотландской знати. «Слухи здесь ходят невероятные, — писал английский посол в то время, — люди ведут очень странные разговоры, ненависть к лорду Дарнли и его дому предельно высока, его гордость невыносима, его слова невозможно терпеть». Он добавлял, что Дарнли проявляет свою «мужественность», стремясь «бить туда, где, как он уверен, удар будет принят». Другими словами, он был отъявленным задирой и хамом.

Молодая королева и сама была из числа конфликтных личностей. Ее незаконнорожденный единокровный брат Джеймс Стюарт, первый граф Морей, встал в поддержку протестантства и планировал повести против сестры группу повстанцев. Мария призвала пять тысяч своих сторонников, и период с лета до осени 1565 года был ознаменован беспощадной погоней за ее противниками и несколькими столкновениями с ними. «Я ни во что их не ставлю, — заявила Мария, — что они могут и что осмелятся сделать?» Она в стальном шлеме и с парой пистолетов неистово неслась на лошади во весь опор. В конце концов она отогнала своего единокровного брата за английскую границу и торжествующе провозгласила, что смогла бы довести войска до лондонских стен. Она была пугающей противницей.

Брак двух католиков представлял весьма острую проблему для английской королевы и ее совета. Казалось, своим союзом Мария и Дарнли недвусмысленно намекали на свое право наследования английского трона. Было бы вполне естественно, если бы католики Англии сочли их своими законными властителями. Если молодая пара оставит сына и наследника, что было вполне вероятным, то и без того сложная ситуация бесконечно ухудшится. Учитывая, что Елизавета отказывалась связывать себя узами брака, многие другие ее подданные были готовы принять Марию и Дарнли как наименее неудачную альтернативу королеве-девственнице. Однажды весной 1565 года французский посол застал Елизавету за игрой в шахматы.

— Мадам, перед вами игра жизни. Вы теряете пешку; кажется, что это не столь важно, однако вместе с потерей пешки вы проигрываете игру.

— Я понимаю, что вы имеете в виду. Лорд Дарнли — всего лишь пешка, но если я не позабочусь об этом вопросе, то мне неотвратимо поставят шах и мат.

Известна еще одна беседа, которую можно включить в это повествование. Мария Стюарт обсуждала с придворными портрет королевы Англии и оспаривала его сходство с оригиналом. «Нет, — заявила она, — он не похож на нее. Потому что королева Англии — я».

Члены совета обсуждали этот вопрос беспрестанно. Они даже готовились к войне, но в конце концов ничего не предпринимали. Елизавета объявила, что Мария «истинно ищет моей смерти». В это время королева Англии серьезно заболела; у нее обнаружилась лихорадка, известная в то время как «флюс». Напряжение от ее рискованного положения начало, вероятно, воздействовать и на нее.

Однако к концу года стало очевидно, что не все было так гладко в союзе Марии и Дарнли. Она ожидала, что он будет покладистым и послушным; вместо этого он проявил себя человеком неразумным и упрямым. Он вел себя как король по праву, а не только по имени, и поэтому поведение его стало невыносимым. Мария никому бы не позволила потеснить ее на троне и стала постепенно отстранять мужа от власти. Из короля он превратился в «мужа королевы», и ему было запрещено использовать королевский герб. Он беспробудно пил и, когда однажды она попыталась возразить ему, «бросил ей в ответ такие слова, что она убежала вон в слезах». Его требование супружеской короны было отклонено. «Я точно знаю, — писал английский агент при шотландском дворе, — что королева сокрушается о том, что вступила в брак, что она ненавидит мужа и всех его родственников».