Тюдоры. От Генриха VIII до Елизаветы I

Елизавета оправилась от болезни и в конце лета 1566 года отправилась в Оксфорд, по пути сделав остановку в Вудстоке, где была пленницей в период правления своей сестры. Преподаватели Оксфордского университета выехали встретить ее до того, как она въехала в город, и восклицали: «Vivat regina!» — «Да здравствует королева!» Она поблагодарила их по-латыни. Затем Елизавета выслушала обращение верноподданных на греческом языке и дала ответ на эту речь на том же древнем языке. Она была не менее образованна, чем любой оксфордский ученый.

Прибытие Елизаветы в университет ознаменовалось и другими речами и проповедями, общественными лекциями и публичными дебатами, спектаклями и обсуждениями. Когда она смотрела драму «Паламон и Арсита» Ричарда Эдвардса, сцена проломилась; три человека погибли и пятеро были ранены. Королева послала собственного парикмахера-хирурга, чтобы тот позаботился о пострадавших, но, когда представление возобновилось, от души смеялась. Елизавета выразила свою врожденную неприязнь по отношению к более догматичным протестантам. Встретив одного именитого пуританина, она отметила: «Господин доктор, та свободная ряса вам восхитительно идет. Я удивлена, что вы настолько щепетильны в этом вопросе [религии], но я пришла сюда не для того, чтобы упрекать вас». Он совершил ошибку, публично попросив королеву продолжить проводить изменения в церкви. Эта тема была для нее закрыта. В конце визита Елизавета произнесла очередную речь по-латыни о величии и ценности учения, и ее паланкин на протяжении трех километров сопровождался группой ученых и местных видных фигур.

Рождение Марией сына Якова встревожило Елизавету, поскольку перспектива наследника существенно увеличила вес партии Марии в Англии. Шотландский посол в Англии заявил своей госпоже, что многие графства уже готовы к мятежу и что знать определила глав этого предприятия. Посол Елизаветы писал Сесилу из французского двора о том, что «руки папы и испанского короля все дальше и глубже в том блюде, чем, как мне кажется, вы знаете… У меня есть причины предупредить вас: будьте бдительны!». Посол был очень проницателен. Шестью месяцами позже Филипп II написал в Ватикан о том, что скоро придет время «сбросить маску и взяться за дело». Он и папа должны обдумать, как помочь Марии Стюарт и совершить дело Господне; королева шотландцев была «вратами, через которые в Английское королевство должна войти истинная религия».

Поэтому, вероятно, Сесил способствовал давлению, оказанному на Елизавету парламентом 1566 года. Государственный секретарь составил документ, или заметку самому себе, в котором отметил, что «требование и заключения брака, и определения порядка престолонаследия является пределом всех возможных надежд». Парламент собрался осенью того же года, его состав с 1563 года остался неизменным: тогда его не распустили, объявив перерыв в его работе. Недовольство незамужним положением королевы стало еще более острым в течение этого перерыва, и ходили слухи, что палата общин собирается выразить отказ голосовать за ее «ресурсы», то есть финансы, до тех пор, пока она не даст обещание выйти замуж или, по крайней мере, не назовет имя наследника. В ходе дебатов, продолжавшихся два дня по утрам, несколько парламентариев обменялись тумаками. Палата лордов согласилась присоединиться к палате общин в петиции к королеве.

Елизавета пребывала в ярости из-за поведения своих советников, которых подозревала в тайном сговоре. Сперва она сорвала свою злость на герцоге Норфолке и, когда другой член совета попытался его защитить, заявила, что он разговаривает как чванливый солдат. Затем королева обратилась к своему фавориту Лестеру. Она обвинила его в том, что он покинул ее. Он поклялся, что был готов умереть у ее ног. Какое, спросила его Елизавета, это имеет отношение к делу? Перед тем как разразиться очередными оскорблениями в адрес присутствующих, она покинула зал. Палату общин государыня презирала. Она сказала испанскому послу, что не знает, чего хотят эти «дьяволы».