Тюдоры. От Генриха VIII до Елизаветы I

Обнаружилась и еще одна помеха. Тогда королева страдала от язвы на голени — трудноизлечимого и очень болезненного недуга. Ее отца также мучили язвы. Молодой принц, прослышав об этом, принародно отозвался о ней как о «старушенции с больной ногой». Он назвал ее putain publique, или «гулящей девкой». Все это ничуть не обнадеживало. Между тем переговоры продолжались, меняя тон с дружественного на враждебный в зависимости от общего состояния европейских отношений. Елизавета приказала своим главным делегатам затягивать и отсрочивать переговоры; им было велено передать Екатерине Медичи «не торопить события в нетерпеливом стремлении получить конкретный ответ, пока вопрос не будет тщательно рассмотрен». В искусстве уклончивости и умении уходить от прямого ответа Елизавете не было равных. Переговоры с горем пополам протянулись в течение нескольких месяцев, и в отчаянии Елизавете предложили руку младшего брата герцога Анжуйского, герцога Франциска (Франсуа) Алансонского. Однако у герцога Алансонского имелись уродливые шрамы от оспы. Предполагалось, что ценой за принятие подобного недостатка станет возвращение Кале Англии, однако в очередной раз переговоры зашли в тупик. Королева мешкала и сомневалась и, казалось, сама не понимала, чего хочет. По правде говоря, вероятности того, что она выйдет замуж, не существовало.

Герцог Норфолк вышел из Тауэра летом 1570 года — униженный, но вовсе не обязательно смирившийся. Он отправил Елизавете официальное послание, в котором клялся «никогда больше не помышлять о браке с королевой Шотландии», однако вскоре оказался втянутым в очередной тайный заговор против королевы. Комплот организовал один флорентийский банкир, Роберто ди Ридольфи, живший в Лондоне несколько лет и пользовавшийся полным доверием испанского посла. Ридольфи состоял в переписке с Норфолком и королевой Шотландии, рассчитывая на то, что вельможи поднимут восстание и освободят Марию, а из Шотландии к тому времени подоспеет войско ее сторонников.

Впрочем, план был вилами по воде писан, и вряд ли можно говорить о серьезном участии кого-либо из предполагаемых заговорщиков. Герцог Альба, представитель Филиппа в Испанских Нидерландах, назвал его нелепой бессмыслицей. Однако в Англии все же нашлись те, кто поддерживал сговор, — например, герцог Норфолк. Он воздержался от подписания каких-либо изобличающих документов, однако дал на них устное согласие. Норфолку еще раз зачитали его «наставления» Ридольфи, и он одобрил их содержание: «Мы поручаем вам незамедлительно отправиться в пути, сначала в Рим, затем к королю-католику, чтобы поведать его святейшеству и его величеству о скверном положении дел на этом острове и о наших оплошностях… и о верном способе разрешить сию проблему ради блага страны и нашего собственного».

Норфолк заявлял о своем страстном стремлении «отстоять право королевы Шотландии на трон и восстановить католическую религию». Затем были озвучены имена восьми пэров и четырех рыцарей, которым вместе поручили командовать армией в 45 тысяч солдат. Их целью должно было стать низвержение Елизаветы и провозглашение Марии королевой. Испании следовало отправить на подмогу войско в шесть тысяч человек, которое после высадки в Харидже или Портсмуте присоединится к английским повстанческим силам. Вероятнее всего, Ридольфи сам написал это письмо, однако тот факт, что Норфолк выслушал все подробности и молча согласился с ними, означал государственную измену. Кажется, он отреагировал на них всего лишь одним словом: «Что ж». Для обвинения этого было достаточно.

Королева Шотландии внесла еще большую неясность в сложившееся положение, заявив, что у нее есть секрет, который она расскажет только Елизавете при личной встрече. «Вы стали причиной восстания в моем королевстве, — ответила Елизавета, — и хотели лишить меня жизни. Сударыня, мне, право, жаль, что приходится быть столь низкого мнения о Вашем разумении». Затем она заявила, что «все те, кто пытается играть на моих страхах, плохо меня знают. Вы утверждаете, что знаете некую тайну, которую хотите мне поведать. Если это так, Вы должны сообщить об этом в письме. Вы прекрасно знаете, что я считаю нашу встречу нецелесообразной».