Тюдоры. «Золотой век»

Марии Стюарт было отправлено послание объемом в полстраницы, содержащее ничего не значащие любезности. К большой радости барона де Шатонефа, вскоре был получен ответ, собственноручно написанный Марией Стюарт. Она была вне себя от восторга – весточка от посла дошла до адресата.

Связь была установлена.

III

Когда именно Джиффорд начал тесное сотрудничество с ведомством сэра Фрэнсиса Уолсингема, точно неизвестно, но начиная с декабря 1585 года тесное сотрудничество было уже полностью налажено. К этому времени Марию Стюарт перевели из замка Татбери в другую резиденцию, Чартли. Она со своим штатом слуг в количестве 38 человек там жила в отдельном доме, а ее стража и ее тюремщик, Эмиас Паулет, располагались в доме неподалеку. Обмен письмами шел через посредство пивовара из городка Бартон-на-Тренте, снабжавшего своим товаром обитателей Чартли. Имени его история не сохранила – в служебной переписке агентов сэра Фрэнсиса пивовар значился просто как «… честный человек…». Что он делал, он точно не знал, но, поскольку ему платили и при отправке писем, и при их доставке, он сообразил, что происходит нечто важное, и потребовал прибавки – к большому возмущению коменданта Чартли, который его, можно сказать, рекомендовал.

Но сэр Фрэнсис не стал торговаться – «… услуга пивовара…» в его глазах стоила любых денег.

Французское посольство получало письма для Марии Стюарт из Парижа, пользуясь дипломатической почтой, и регулярно передавало их ей по открывшемуся вдруг столь удобному каналу. Конечно, письма были зашифрованы – но для службы Уолсингема это не было серьезным затруднением. У сэра Фрэнсиса имелся превосходный специалист по дешифровке, некто Фелиппес – и он так замечательно научился читать переписку Марии Стюарт, будь она зашифрованной или нет, что мог легко подделывать и ее стиль, и ее почерк.

Успех с «… делом пивных бочонков…» стал основой для следующего шага – поскольку теперь репутация Джиффорда была твердо установлена, он был отправлен в Париж. Теперь уже – в качестве верного и преданного сторонника дела «…восстановления католической веры в Королевстве Англия…». В Париже он заявил, что было бы чрезвычайно опасно повторять попытки похищения Марии Стюарт. Комендант Чартли, Эмиас Паулет, получил строгий приказ при малейшей угрозе такого рода предать смерти свою пленницу. Поэтому следует скоординировать две вещи – убийство королевы Елизаветы и уже только после этого – освобождение королевы Марии.

Поскольку Паулет известен как строгий законник, он не решится убить законную наследницу престола, и ее можно будет освободить без особых усилий.

Английские католики в Париже расценили замысел как чрезвычайно важный и даже уведомили о нем своих покровителей в Испании и в Риме. О заговоре был подробно информирован Филипп II, который внес свои предложения по улучшению замысла. Он рекомендовал начать с убийства Уолсингема и других главных советников Елизаветы. Да и имя лорда Берли значилось в списке на очень видном месте. Джиффорд пообещал найти подходящих людей на месте, которые и сделают все, что нужно. У него, собственно, уже был на примете подходящий человек. Это был Энтони Бабингтон, молодой человек из богатой католической семьи. В свое время, во время своего заграничного путешествия, он познакомился в Париже с Томасом Морганом и стал пылким приверженцем Марии Стюарт.

На его кандидатуре и остановились.

IV

В хорошо документированной биографии сэра Фрэнсиса [46]при описании дела Бабингтона обращается внимание на важный момент: барон де Шатонеф питал поначалу глубокие сомнения насчет искренности Джиффорда, Паулет и Фелиппес сильно сомневались, не играет ли пивовар – их «… честный человек…» – какую-то сложную двойную или даже тройную игру, и только одно лицо, вовлеченное в интригу, не ведало никаких сомнений – к своему несчастью, это была Мария Стюарт.

Она подарила пивовару 20 фунтов стерлингов, потом добавила еще 10. Припомним, что в круглых числах для получения эквивалента в теперешних фунтах эти суммы надо умножить на 500, а поскольку фунт сейчас стоит процентов на 30 дороже доллара, то общая ценность подарка в долларах составила бы эдак тысяч двадцать. Заодно она передала какие-то деньги Джиффорду – который, кстати, попросил денег и в Париже, у Томаса Моргана. Тот сидел в это время в Бастилии, куда был посажен по требованию английского двора, но имел право принимать посетителей и располагал довольно значительными средствами.

Деньги Джиффорду особо не были нужны – он просил о них главным образом для придания правдоподобия своей многогранной деятельности. А она становилась все более и более разнообразной, потому что теперь завязалась переписка и между Бабингтоном и королевой-узницей – и шла она все по тому же проверенному каналу связи.