Тюремная песнь королевы

Пятьдесят копейщиков за спинами у лучников готовились сразить смутьянов копьями. Офицер занес над головой меч, намереваясь дать сигнал своим людям, как вдруг в рядах военных послышался ропот, и тут же лучники начали опускать свои луки, а копейщики в ужасе бросать на землю копья и мечи.

– Королева! Это же сама королева! – раздалось сразу же несколько голосов.

Офицер поспешно убрал меч, сделавшийся вдруг преступным, и, спешившись, опустился на колени перед Ее Величеством королевой Франции Изабеллой де Эно. Его примеру последовало полтораста воинов стражи.

Слабо улыбнувшись военным, королева сняла со свечи нагар и, всхлипнув, простерла перед собой руки, умоляя пропустить ее во дворец к мужу.

Ошарашенный офицер тотчас дал своим людям команду расступиться, после чего нищие прошли за королевой ко дворцу, где посреди двора поджидал ее плохо скрывающий негодование Филипп Август.

Признаться, королева Франции Изабелла де Эно давным-давно уже надоела своему августейшему супругу, и не далее как вчера он самым вежливым образом попросил Ее Величество пойти вон, после чего интриганка немедленно удалилась в неизвестном направлении, не взяв с собой ни одного платья. Теперь король ожидал вполне закономерный визит святош или родни Изабеллы, которая была вправе требовать возврата ее приданого. Но Ее Величество поступила умнее. Она взбаламутила самых бедных людей Санлиса, подняв их на свою защиту. Отказав им, король рисковал вызвать невиданное до этого народное возмущение.

Чувствуя унижение и гадливость, Филипп Август глядел на нанесшую ему столь подлый и жестокий удар женщину, проклиная ее на чем свет стоит. Крики в толпе сделались громче, в то время как стража, посланная утихомиривать народ, теперь жалась по углам, точно побитые собаки. Филипп Август чувствовал себя так, словно его только что принародно высекли на площади.

Еще бы – ведь не далее как в полдень, то есть через несколько часов, собранная по его приказу ассамблея прелатов и сеньоров должна была утвердить развод между королем и его супругой. Поводом для такого решения должен был стать свежесфабрикованный факт кровного родства, в котором якобы состояли супруги. На самом деле никакого родства между ними не было, но король не любил пятнадцатилетнюю королеву и, кроме того, устал от ее интриг, так как Изабелла поддерживала коалицию баронов, идущую против воли Филиппа. Активными ее членами были отец и дядя Изабеллы.

Сегодня король убедился в справедливости своего решения устранить коварную и умную интриганку. Но руки его оказались связаны. Поэтому, превозмогая себя, Филипп Август подошел к Изабелле и, взяв ее ладони в свои, одарил заплаканную королеву нежнейшим взглядом любящего и всепрощающего мужа-христианина. Таким взглядам король был обучен с детства, и это должно было наилучшим образом подействовать на толпу.

От Изабеллы не укрылось его притворство. Тем не менее она была счастлива. «Теперь король не посмеет отвергнуть меня! Теперь он полностью принадлежит мне! Я снова королева!» – восторгалась про себя она, не забывая при этом держать маску на лице.

Под радостные возгласы толпы Филипп поцеловал Изабеллу в губы и, накрыв ее плечи мантией, помахал рукой народу, увлекая интриганку во дворец.

Глава 4 О том, как Энгебурга была просватана

Собирая свои платья и драгоценности, юная Энгебурга вдруг вспомнила эту историю и мысленно поздравила себя с тем, что прекрасно помнила не только имя первой и ныне почившей жены Филиппа Августа, но даже не забыла даты произошедшего события – март 1184 года. Тогда ее жениху было всего девятнадцать лет.

Как странно устроена человеческая память! Отец, а позже брат всегда рассказывали ей о том, что творилось в соседних с ними державах, не упуская самые скабрезные детали и подробности, пусть, мол, юная принцесса узнает жизнь такой, какова она есть. Но сколько этих самых историй Энгебурга помнила постольку-поскольку, а тут вдруг… То ли история юной королевы, идущей в одной рубашке со свечой в руках по улицам города, так запала в душу принцессе, то ли уже тогда что-то подсказывало ей, что Филипп Август рано или поздно сделается ее мужем, потому что они предназначены судьбой друг другу.

При этой мысли сердце принцессы забилось, точно пойманная пташка. «А ведь у него есть сын – маленький Людовик[6], который родился в неудачный для всех христиан год, когда Саладин взял Иерусалим, и которому сейчас шесть лет. Трудный возраст. Сумеет ли мальчуган полюбить новую маму или начнет ревновать отца? Придется ли отдавать наследника престола на попечение нянек и наставников, или удастся жить дружной семьей?.. Ведь иноземные послы говорят, что у всех детей, родившихся в 1187 году, во рту не тридцать два, а только двадцать два зуба, а это ведь кому угодно характер испортит».

Все это было крайне важным и волновало Энгебургу, не привыкшую возиться с детьми. К тому же она, Энгебурга, собиралась родить Филиппу Августу множество прекрасных здоровых детей, с нормальным количеством зубов и всего прочего.