Тюремный дневник

– Я вам этого не говорил, но повторюсь, через неделю вас тут бы уже не было, – снова приветливо улыбнулся мистер Купер.

– Скажите мне одно: супермакс?[25] – я смотрела ему прямо в глаза.

– Нет, побойтесь Бога, Мария, зачем вас в супермакс? – удивился он.

– Мистер Купер, они же держали меня как террориста почти четыре месяца в одиночной камере, – тихо ответила я.

– Нет, нет, вас не отправят в супермакс. Это другая тюрьма, практически минимальный уровень безопасности. Больше я ничего не могу вам сказать, простите, – грустно закончил он.

– Понятно, мистер Купер. Пожалуйста, только не оставляйте меня одну. Верните мне хоть соседку. Я не смогу больше одна. Я сойду с ума, – просила я директора тюрьмы.

– Я не могу, Мария. Я правда не могу. Вам положено быть в изоляции. Пожалуйста, не смотрите так на меня, я не могу. Это не мое решение, – оправдывался он.

– Понятно, мистер Купер, – безучастно сказала я.

– Тьфу ты, – тяжело выдохнул он и пожал плечами. – Бутина, что же мне с тобой делать-то?! Бедная девушка. Вот сволочи. Давай так. Мне все равно на пенсию скоро, так что я сделаю для тебя то, что я никогда не делал в своей жизни. Я разрешу тебе соседку, но при одном условии: только если кто-нибудь из женщин на общем режиме добровольно согласится разделить с тобой эту печальную участь, не задавая вопросов и потом не болтая о том, что произошло. Тогда я поселю вас вместе. Есть у тебя такой человек на примете?

– Фэнтези, – моментально выпалила я, сама удивившись своей реакции.

– Кто?

– Простите, это ее прозвище, имени я не знаю, – и я описала мою тюремную подругу.

– Судя по описанию, это заключенная Блэк, – нахмурился он, – но этого просто не может быть. У вас не может быть ничего общего. Вы точно уверены, что это она? Вот посмотрите, – он развернул ко мне монитор. На экране была фотография злобно скалившейся Фэнтези на фоне полосок тюремной линейки, которой замеряют рост заключенного.

– Да, это именно она, мистер Купер, – кивнула я. – Попросите Фэнтези, то есть мисс Блэк, – поправилась я, – ближе ее у меня никого нет.

– Чертовщина какая! Она же прожженная наркоманка, 22 года в тюрьме, тут сплошные статьи за распространение метамфетамина в том числе контрабандой в самой тюрьме, а еще драки! Боже мой, она же монстр!

– Она мой друг, – твердо сказала я. – Она не монстр.

– Хорошо, Мария, как скажете. Но учтите, она не будет знать, почему и насколько она останется с вами в изоляторе. Не думаю, впрочем, что она согласится. Кто в здравом уме пойдет на такое? – он поднял трубку телефона и приказал кому-то связаться с общим отделением.

Через пару минут ему перезвонили.

– Она уже собирает вещи, – недоуменно сказал он, повесив трубку. – И даже ничего не спросила. Услышав, что это вы, сразу пошла собирать манатки. Удивительно: от нее я этого ожидал меньше всего на свете. Ну что ж… Ешьте шоколадку скорей, я не могу разрешить вам взять ее с собой. Можно вопрос? – добавил мистер Купер, пока я быстро поглощала шоколадку. – А вы ненавидите Америку, да? Ну, после всего, что с вами произошло?

Я внимательно посмотрела на директора тюрьмы:

– Нет, мистер Купер. Пока есть такие люди, как Фэнтези, как я могу ненавидеть вашу страну? Мне вас искренне жаль. Видите ли, в чем дело, я, пускай, потеряла свободу, а вы, увы, потеряли страну. Американский народ должен срочно вернуть себе власть, пока не стало слишком поздно, иначе завтра на моем месте окажетесь вы.

Через пару минут меня забрали обратно в карцер, предварительно снабдив тремя любимыми книгами-вестернами из директорской библиотеки о героических подвигах ковбоев Дикого Запада, где главными героями становятся брутальные мужчины, вооруженные пистолетами марки Colt или Smith & Wesson, с помощью которых они сами вершат правосудие, наказывая плохих парней, или спасают мирных жителей и прелестных женщин, попавших в руки негодяев, параллельно пытаясь заработать пару лишних долларов.

Малькевич

К моменту моего возвращения в одиночку Фейт уже перевели в соседнюю камеру. Железная дверь захлопнулась, и я снова осталась одна, без окон, без часов, без настоящего и без будущего. Несмотря на приветливое общение с директором тюрьмы, гарантий того, что он сдержит свое слово и мне на подселение пришлют Фэнтези, не было.

Пребывание в карцере чем-то похоже на залипание в бесконечности – ты вроде жив для себя и вроде одновременно мертв для всего мира, от которого ты отрезан множеством железных и бетонных стен. В Александрийской тюрьме, тоже в одиночной камере, в мои руки попала интересная книжка, основные положения которой навсегда врезались в мою память и множество раз помогали справиться с ощущением потерянности и давящего одиночества. Пытаясь взять себя в руки и хоть чуть-чуть согреться от леденящего то ли ужаса, то ли просто холода камеры, я свернулась в клубочек в углу нижней койки железных нар и снова обратилась к когда-то прочитанным мыслям.