Тюрьма

— Вот оно что, обмен… Любопытно… И что же вы собираетесь предложить в обмен? Не скажу — мне, скажу — им. Я в данном случае могу служить только передаточным звеном.

— Архипова… — выдохнул Якушкин и жутко покраснел. — Который бежал из зоны, вы знаете…

Внутренние горизонты очистились, подполковник понял, что получает шанс одержать и нравственную победу, тем не менее его взгляд, утвердившийся на журналисте, был чересчур густ и мутен. Возможно, причиной тому были усилия, которые он прилагал, чтобы не выдать овладевшего им напряжения. Тяжело он заволновался, неуклюже, словно слон в посудной лавке, поддался несколько болезненной пытливости. А неуклюжесть выглядела странно при его выправке, стройности фигуры и молодцеватости всего облика. Было очевидно, что он, заколебавшись, немножко даже запрыгав на волнах внезапно забурлившего волнения души, пытается трезво, реалистически, едва ли не с применением геометрии отделить веру от знания, знание от веры. Но сделать он это пытался по отношению к Якушкину, а не собственным отсылкам к тому или другому: он — тайна есть, тайна и могущество, тайна и цветущая сложность, а Якушкин — всего лишь хрупкая вера в Филиппова и сомнительное знание об Архипове. Так он увидел.

— Архипова? — переспросил он, почему-то силясь убедить собеседника, что соображает медленно и с трудом, с натугой. — Странно… Что вы знаете о нем? Мы, например, не знаем, где он находится, парень как в воду канул, а вы, получается, знаете. Это, по меньшей мере, странно.

Продолжая свой опыт по отделению якушкинской веры от знания, тужась достичь в этом вопросе окончательной ясности, подполковник все приметнее путался, как если бы в нем самом, в самой его отливающей стальным блеском сложности могло быть тоже какое-то глубокое чувствование директора «Омеги» и беглого арестанта и хлопотливое умствование на их счет. Как ни странно, Якушкин, в текущую минуту вытягивающий на уровень недалекого, скомканного и разве что не совсем растерявшего человеческие черты субъекта, все же разглядел, уловил эту борьбу, переходящую у подполковника в недоумение и оторопь.

— Я думаю, — поспешил он на помощь, — самое время высказаться начистоту. Филиппов замечателен, уникален, а Архиповым можно и пожертвовать.

— Ну, если такая расстановка, и особенно если учесть, что именно вы все обустраиваете, а я остаюсь как бы в стороне…

— Заметьте, — перебил Якушкин, — никакой трагедии тут не намечается. Я про себя, то есть для меня лично…

Подполковник вскрикнул:

— Вы что же, по-прежнему чисты, как младенец?

— Это вы недовольны, что я сказал об уникальности Филиппова, а вашу как будто проигнорировал. Но разве это так? Просто я, предлагая обмен, руководствуюсь разными соображениями, в том числе и уже высказанными, и не учитывать при этом ваш статус, положение в обществе, характер вашей деятельности было бы с моей стороны непростительной ошибкой. Но для меня очень важно сознавать, что мне и в голову не пришло бы предлагать вам обмен, когда б жизнь текла себе в нормальном русле. А сложившиеся обстоятельства вынуждают меня руководствоваться соображениями, которые кому-то могут показаться уродливыми, злыми, крамольными. Но ведь не вам?

И снова подполковник заподозрил какой-то яд в рассуждениях Якушкина; сама их пространность казалась ему недопустимой.

— А? — вскинулся он. — Что это за вопрос? Я о последних ваших словах… Что вы подразумеваете?

— Как же, последние, — возразил Якушкин, странно улыбнувшись. — Будут еще высказывания, и, может быть, похуже… Но мы должны справиться. Я только предупреждаю, что нам лучше сразу задвинуть подальше эмоции, по крайней мере поверхностные.

— Что ж, в таком случае надо еще решить, насколько реально то, что вы знаете об Архипове, — задумчиво произнес Федор Сергеевич. — Это важно, если мы хотим, чтобы здешняя прокуратура сочла ваши аргументы вескими и заслуживающими внимания.

— Если я вам скажу, где и когда можно будет взять Архипова, вы обещаете… вы отпустите Филиппова?

— Это действительно не в моей власти. — Замешательство и смущение отобразились на лице Федора Сергеевича, как до того на лице Якушкина. — Но я могу поднять вопрос… Ваше предложение рассмотрят, потому что оно в самом деле представляет интерес. Кроме того гарантирую, что вас никто не тронет из-за этого вашего довольно-таки удивительного знакомства с беглым… То есть да, — как бы вдруг сдался офицер, — я обещаю, Филиппов будет освобожден. Слово офицера! Но рассказывайте все поскорее! Неужели вы все это время знали, где скрывается Архипов?