Тюрьма

Затем пел он, уже в объятиях блюстителей порядка, на неведомом и, скорее всего, несуразном языке. Однако давайте разберемся: повлиял ли на приговор тот факт, что Архипов якобы оказал сопротивление должностным лицам? Разобраться нелегко, и с судьи уже не спросишь. В злополучном магазине продавщицы выступили по отношению к Архипову как представители власти, а власть, не говоря уже о букве закона, покойный судья уважал, как ничто другое, и покушение на нее, в чем бы оно ни выражалось, расценивал как тягчайшее преступление. Но был ли он готов по совести признать и во всеуслышанье заявить, что приключения курицы и моральный ущерб пострадавшей как-то не шутя выигрывают в сравнении с личностью подсудимого и его бессмертной душой и дело, стало быть, впрямь следовало довести до суда, а там и до сурового приговора? Если на минутку вообразить, что этот человек мог бы вдруг явиться, как небезызвестный командор, в виде какой-то статуи, даже, к примеру сказать, облаченной в мантию и с книгой комментариев к законам в руке, едва ли это внесет ясность в вопрос, сказал бы он, после собственного ужасного приключения на берегу реки, в котором женщина играла далеко не последнюю роль, что перед лицом пьяного вора продавец женского пола — всегда жертва, чью волю способен парализовать любой неосторожный жест. С другой стороны, зачем заходить так далеко? Зачем к делу, выеденного яйца не стоящему, куриному, можно сказать, делу, прикреплять надуманные делишки потустороннего порядка, невозможные выходки сверхъестественных сил? Судья Добромыслов прекрасно во всем разобрался, роль каждого участника происшествия стала ему ясна, и остается загадкой разве что степень влияния на окончательное решение личной антипатии к подсудимому, возникшей у судьи по ходу процесса. В протоколах суда значится суждение, которое легко развить до философского и которое будет тогда образовывать тот смысл, что Архипов, возможно, всего лишь помахал рукой перед неестественно багровой физиономией продавщицы. Подобная философия, тяготеющая к обелению преступника, как и странные ответы этого последнего, примеры которых мы уже приводили, наверняка пришлась судье не по душе. Багровая… Ой ли! Так уж прямо и багровая? Может, и он, судья, тоже багров, по мнению некоторых? И потом, если ему пропишут наличие физиономии, он, допустим, деликатно промолчит, не поропщет, но как можно назвать физиономией прекрасное и безусловно одухотворенное женское лицо? Как пить дать, адвокатского происхождения выпад. Адвокат, защищающий преступника, оскорбившего женщину, и сам преступник. Еще тот гусь! И таких адвокатов — пруд пруди. И все они подло забывают, что всякая женщина беззащитна, будучи существом нежного телосложения, и всюду ищет заботы, а не пугающих жестов. Женщина целиком и полностью против беспокойного и бездумного мужского пьянства. Ей не по душе, когда крадут куриц, тем паче государственных. Разумеется, женщине, поскольку и она подчинена законам и в известном смысле подсудна, следует поставить на вид: коль ты очутилась за прилавком, тем самым подвизавшись в роли некоторого представителя власти, функционера, отпускающего товар чиновника, оператора связи с потребителями, — недопустимо обнаруживать страх. Не роняй державный авторитет! Государство поверило в тебя как в представителя достойного, стойкого, доблестного, способного хладнокровно дирижировать в условиях спроса и предложения, а при необходимости обуздать, в рамках дозволенного, даже выпившего и внезапно распоясавшегося мужчину. Между тем страстное желание представшей в суде женщины поговорить о телесных повреждениях и моральном ущербе свидетельствует как раз больше о пережитом в известный момент страхе, чем о похвальном отправлении возложенных на нее обязанностей. Вот до чего дошло! И при этом подсудимый утверждает, что не сделал ничего сверхъестественного. Но, товарищи, разве наглая кража курицы и пусть обоснованный, но все-таки досадующий нас испуг продавщицы не свидетельствуют, что в нашем доме, в нашем государственном общежитии не все в порядке? Воруют, захмелев, пугаются, будучи при исполнении… Частности ясны, нет в них загадки, и мы говорим виновным: сколько веревочке ни виться… адвокаты не помогут!.. закон на стороне тех… позор расхитителям!.. зря некоторые пугаются… каждый ответит по закону!.. Но как уловить и постичь общий, фактически абсолютный смысл происходящего? Не заключает ли он в себе некую тайну? Выдержав паузу… спросим, подумав немного: а не задуман ли он кем-то, не есть ли он умышленный смысл? Мало ли всяких пройдох и нечестивцев, которые не то что курицу, а и душу своруют. Так не предвещает ли все это развал государства, не знаменует ли его крах? Открытие… Откровение… Мы догадались… Нам все ясно теперь… Страшное тайное стало явным, не менее страшным… Момент жуткий, и впору схватиться за голову, а что мы слышим? Окончательно потерявший совесть подсудимый, этот оголтелый человек, объявляет себя венцом творения. Да это анархия! Это явление антихриста! Немудрено, что продавщица испугалась. Бедная… Униженная и оскорбленная… Каково ей в этой юдоли слез, рукоприкладства, одиночества перед лицом (физиономиями, рожами) фарисеев, объявляющих себя безгрешными, и книжников-адвокатов!.. Но всех не запугать, не перебить, не обвести вокруг пальца; не пожрать нечисти нашу плоть и не напиться нашей крови, не угасить свет дня. Сплотимся!.. возьмемся за руки!.. станем как один!.. Мы сильны нашим единством и сами кого угодно испугаем…