Тоннель не заканчивался, мы не проезжали мимо других станций или тюремных камер, не сворачивали, встречных вагонеток я тоже ни одной не заметил.
Казалось, что эта дорога никогда не закончится и остаток вечности я проведу в пути. Меня это в принципе устраивало, лучше так, чем в сырой грязной камере.
Но вот впереди я заметил белую точку. Вагонетка уже разогналась до такой степени, что все вокруг слилось в беспросветную темноту. Точка постепенно разрасталась, пульсировала. Она приближалась к нам или мы приближались к ней – было неясно, но я почему-то хотел, чтобы она не прекращала расти.
Меня переполняли какие-то странные сильные чувства. Я ощущал великую радость, такую, которую ощущают люди, достигнув цели всей жизни. Хотелось кричать от восторга, я был готов расплакаться от нахлынувшего счастья. Ее свет тянул свои распростертые объятия, от него шло тепло, которое просачивалось сквозь пространство, проходило через меня, наполняя собой и оттесняя кромешную тьму. Представляю, как по-дурацки выглядело бы мое лицо, если посмотреть со стороны.
Через пару секунд свет полностью заполнил тоннель, и мы растворились в нем. Тюрьма осталась где-то далеко позади страшным беспокойным сном.
Я крутил головой – окружающий мир исчез, словно его стерли ластиком, оставив только белое полотно. Постепенно вагонетка начала сбавлять ход, а через мгновение и вовсе остановилась.
Аккуратно, боясь оставить грязные следы, я ступил на белый блестящий пол и осмотрелся. Стен не было, потолка тоже; кажется, я был нигде и приехал из ниоткуда.
Я – человек, а человеку в таких ситуациях свойственно сходить с ума, звать на помощь, пытаться найти всему рациональное объяснение, хлестать себя по лицу, пробуждая ото сна. Но пребывающее во мне чувство эйфории, как у первокурсника, впервые потрогавшего женскую грудь, отбивало охоту думать.
«Где мы?» – хотел я спросить странного мальчугана, но он исчез, пропала и вагонетка.
Я сделал несколько шагов и вдруг уперся во что-то. Это была стена. Я пошел вдоль нее, и каково было мое удивление, когда через два метра я достиг угла.
Я находился в небольшой комнате. Откуда-то сзади роем шершней прожужжал противный школьный звонок. Он буквально отрезвил меня, и состояние восторга вмиг сменилось легкой растерянностью. Белый свет начал тускнеть, проявились кирпичные стены, а над головой нависла массивная бетонная плита.
Первое, что пришло в голову: «Снова тюрьма?»
Но здесь не было ни кровати, ни решеток, абсолютно пустое помещение, скорее карцер. Звонок прозвенел еще раз, и в одной из стен нарисовалась дверь, которая автоматически распахнулась.
Помешкав несколько секунд, я прошел сквозь нее и попал в узкий малоосвещенный коридор, где сразу уперся в чью-то спину. Спина была большая, просто огромная, ее хозяин был выше меня головы на три.
«Такого кормить – сам с голоду умрешь», – подумал я и слегка ткнул пальцем в его спину, чтобы ненавязчиво привлечь к себе внимание. Но у меня ничего не вышло, словно стоящий спереди ничего не почувствовал.
– Эй, ау, слышишь меня, эй, здоровяк. – Я снова толкнул его, но уже гораздо сильней. Результата ноль.
Заглянуть за этот «шкаф» было нереально. Коридор был узким, я то и дело задевал стены локтями, представляю, каково было этому верзиле.
Я решил, что мне незачем стоять здесь, проще подождать внутри комнаты, пока очередь не рассосется, но не тут-то было. Повернувшись, я увидел перед собой чужое лицо, наполовину скрытое седой бородой.
– Здесь вроде была дверь, – обратился я то ли к старику, то ли к самому себе.
Лицо молчало, его стеклянные глаза смотрели куда-то вперед, сквозь меня. Я помахал перед ним рукой, пощелкал пальцами, но он даже не моргнул.
Это раздражало, тогда я толкнул старика прямо в грудь, но он остался стоять на месте, а вот я, отпружинившись, отлетел назад. Больно стукнулся о дубовую спину здоровяка, которая, по ощущениям, была такая же бетонная, как и грудь бородатого.
«Кажется, мне отсюда не выбраться. Придется двигаться вместе с ними».
Нет ничего хуже очередей, особенно если они практически не двигаются. Стоит вспомнить больницы, почту, банки, везде эти проклятые очереди, и кажется, что в них ты безнадежно теряешь драгоценное время, которое мог посвятить чему-то более достойному. То же самое и здесь.
Мы шаг за шагом преодолевали метровое расстояние, и все, чем я мог занять себя, – это собственные мысли.
Странно, но здесь они работали иначе, были ясными, лишенными эмоциональной оболочки, я как будто смотрел на себя со стороны и понимал, что в своей жизни сделал правильно, а что нет.
Мне стало интересно, я начал вспоминать с самого начала, с первого момента, который запомнился.
Это был детский сад, младшая группа, мы сидели за столом, кажется, завтракали. Я размазывал по тарелке манную кашу, ужасно не любил ее, особенно эти дурацкие невкусные комочки и отвратительный запах кипяченого молока.