Тюрьмы и наказания: Инквизиция, тюрьмы, телесные наказания, казни

А сейчас ночь. Я только недавно вернулся со смены, очень устал и буквально мгновенно уснул, даже не стал ужинать. Правда, и ужин был только по названию: черный хлеб и чай. Проснулся я от того, что кто-то тряс меня за плечо. В нашем бараке у входа горела небольшая красная лампочка, и я никак не мог понять, кто и зачем меня будит. Я сказал: «Отстань, я хочу спать!» — «Сушков, вставай, надо поговорить». Человека, который меня будил, я в темноте не видел, голос был незнакомый. «Не валяй дурака, вставай, одевайся! Иначе сейчас получишь в лоб!» Я кое-как оделся, и мы пошли в дальний угол барака. Одна койка была пустая, а на другой, смутно я различил, сидели четверо. Я сел, стараясь разглядеть этих пятерых. «Ну что, очухался? — сказал тот, кто сидел в середине. — Расскажи-ка нам, как ты грабил народ? Ты коммунист?» «Да, я коммунист», — сказал я. «А что, разве тебя не исключили из коммунистов?» — «Исключили, но я остаюсь при своих политических убеждениях». «Вот, падло, что говорит!» — прокомментировал один из сидящих. Тот, что в середине, видимо старший, сказал: «Коммунисты — скоты! Их мы будем уничтожать! Выйдем отсюда, «калашникова» в руки и кое с кем рассчитаемся. А сейчас твоя очередь. Нам надо решить, что с тобой делать. У нас в зоне бугров-коммунистов пока не было». Я понял, что бугор — это значит начальник, руководитель. «Как ты попал сюда? Ведь для бугров, таких, как ты, есть специальные зоны, где держат подлецов, ментов, следователей, прокуроров и партийную птичку. А наша зона черная». — «Я не знаю почему и могу только догадываться. Я инженер-авиационник, а здесь зона работает на строительстве авиационного комплекса. Но, возможно, это дополнительное для меня наказание со стороны прокурора». — «Что, давил специально?» «Да, было дело», — ответил я. «Так ты, значит, остаешься коммунистом, несмотря на то, что они тебя посадили на 13 лет? Не боишься, что мы тебя здесь причешем?» — «Я об этом не думал. Я считал, что человека судят один раз. Меня осудили коммунисты, сфабриковали против меня дело. Будто бы я брал взятки у иностранцев. А теперь вы еще хотите меня судить за то, что я коммунист». «Да, ты коммунист, а мы их стреляем», — прошипел сидящий слева. «Подожди стрелять, — сказал сидевший в центре. Я так понял, что он был главным. — Пусть расскажет, за что осудили. Пусть нам скажет правду, скажет то, что он сам думает».

«Ну что же, слушайте. Мое дело было больше политическое, чем уголовное. Когда вышел закон о нетрудовых доходах, партией были организованы суды в МИДе, ГКЭСе и Внешторге. Надо было показать, что партия наказывает, невзирая на ранги. Не приемлет коррупцию, взяточничество. У нас решили арестовать замминистра Гришина. Но его предупредили. Он испугался и умер от инфаркта. Тогда выбор пал на меня. Я был не партийным боссом, а рядовым членом партии. Министр, замы, Ю. Брежнев — сын генсека, Комаров — бывший помощник министра внутренних дел — все они были депутатами, членами или кандидатами в члены ЦК. Сделали просто: посадили моего помощника в КГБ и заставили писать на меня донос. Он это сделал легко, т. к., наверное, давно был стукачом, информировал КГБ о моем поведении.

Арестовали меня с нарушением закона: без санкции прокурора, без допросов. Утром трое штатских ворвались в квартиру, схватили, отвезли меня в Лефортовскую тюрьму, обыскали, раздели, надели на меня арестантскую одежду — брюки без пояса и пуговиц и ботинки без шнурков, посадили в камеру 26. Я сразу без всякого суда стал осужденным. Действовали уверенно, т. к. имели согласие, а может быть, и указание ЦК КПСС. Помощник написал, что я брал взятки с иностранцев. Обвинили в связи с японской разведкой и в том, что у меня в швейцарских банках лежит валюта. Это, конечно, была неправда, но только что за взятки расстреляли директора Елисеевского магазина. Я понял, что мне не выкрутиться. Если КГБ не был специалистом по взяткам, то что касается шпионажа, измены Родине — это был их хлеб.

Следователь дал понять, что если признаю взятки, то обвинение в связях с японской разведкой отпадет. Я 40 лет работал за границей, и сфабриковать против меня обвинение в шпионаже и измене Родине было очень легко. Быстро бы купили и свидетелей. Недавно в газете «Известия» было написано, что КГБ — это государство в государстве и если захочет кого-либо уничтожить, то это только вопрос времени. Я понял, что если не признаю получения взяток, то меня быстро расстреляют.