Тюрьмы и наказания: Инквизиция, тюрьмы, телесные наказания, казни

Такое толкование «головной татьбы» находит косвенное подтверждение и в сводном Судебнике 1606–1607 гг. Статья 150 устанавливала смертную казнь за изготовление фальшивых «полных» и «докладных» грамот на свободных людей в приграничных таможнях. Речь шла о махинациях, связанных с насильственной продажей фальшиво похолопненных людей за рубеж. Свободная личность здесь, несомненно, подразумевается.

На основании этого мы можем заключить, что в Судебнике 1497 г. речь шла о краже людей для любых целей, будь то продажа за пределы страны или использование в воровских делах. Кража детей каралась по этой же статье. Остается добавить, что С. Герберштейн, анализируя содержание Судебника, недвусмысленно толковал содержание этой статьи как «похищение людей», караемое смертной казнью.

Наказание кнутом по ст. 10 не освобождало виноватого от обязанности возместить пострадавшему всю сумму убытков. Лишь после их прикрытия он поступал в распоряжении судьи. При отсутствии у похитителя материальных средств, необходимых для возмещения ущерба, он в обязательном порядке выдавался потерпевшему «головою до искупа» (т. е. для отработки). Архаичный институт ответственности личностью виновного сохранился государством для максимального обеспечения интересов собственника. Вся ситуация относилась к обычному «татю», а не к «ведомому лихим». Последний, в случае новой кражи безусловно карался смертью. Даже обычный вор в случае повторной кражи безусловно при отсутствии у него средств к возмещению убытков подлежал смертной казни, перед которой могло применяться и телесное наказание. Назначение смертной казни за вторую кражу следует оценить как ужесточение правовой нормы: в кодексах периода феодальной раздробленности она назначалась за третью кражу. Таким образом, кнут в рассматриваемой ситуации не только выполнял функции устрашения, но и являлся средством воздействия на преступника.

К третьей группе правонарушений телесными наказаниями следует отнести все другие посягательства на собственность. Статья 62 Судебника 1497 г. вводит его за порчу знаков, межей или граней на княжеских, боярских и монастырских землях независимо от сословной принадлежности нарушителя. На практике, конечно, действие статьи распространялось прежде всего на крестьян и представителей низшего звена вотчинной администрации как на конкретных виновников нарушения границ земельной собственности. Самих феодалов представить в роли нарушителей межи довольно трудно. В их среде получила распространение подделка документов на право владения землей. В 1488 г., например, били на торгу Чудовского архимандрита, князя Ухтомского и других за подделку земельных грамот.

Нарушение границ крестьянской земельной собственности в статье Судебника оговаривается особо. На виновных накладывается денежный штраф, телесных наказаний нет. Такое раздвоение статьи показывает озабоченность государства охраной именно феодальной собственности. Интересы низов не так важны — крестьяне будут платить подать за землю в необходимом объеме независимо от того, кому из них конкретно она принадлежит.

Применение кнута за нарушение феодальной собственности достаточно ясно характеризует цели законодателей и одновременно показывает ужесточение карательной практики по сравнению с периодом феодальной раздробленности. Аналогичная статья Двинской Уставной Грамоты, например, вообще не предусматривала телесных наказаний, ограничиваясь во всех случаях штрафом.