Прежде чем перейти к анализу государственных акций в исследуемой области, середины XVI в., отметим одну особенность русской карательной политики. Если в применении казней Московская Русь была несравненно гуманнее Европы, то телесные наказания здесь постепенно стали едва ли не повседневной практикой. Государство начинало терять грань между телесным наказанием как юридически действием и акциями «раздачи боли» своим подданным, не желавшим следовать предписаниям властей. Все это определило дальнейшее расширение телесных кар как одного из методов государственного управления.
В середине XVI в. в государственной и общественной жизни России произошли крупные изменения. Вышел новый Судебник, начали функционировать земские соборы, проводиться масштабные законодательные акции в важнейших сферах общественно-политической жизни. Думается, что современникам казалось, будто после трудностей 30—40-х гг. установилась, наконец, политическая стабильность. Вслед за многообещающими заявлениями Ивана Грозного на соборе 1549 г. о своей приверженности «правде» и взаимном «прощении» правительство встало на путь реформ и, казалось, твердо следовало курсу укрепления законодательных основ. Законодательная деятельность первых лет самостоятельного царствования Ивана IV в глазах современников выглядела образцом справедливости. Англичанин Джером Горсей, побывавший в России в начале 70-х гг. XVI в., писал об этом времени в своих записках: «Царь привел к определенной и точной форме писанного закона двусмысленные и неясные обычаи и судопроизводство, предоставив каждому подданному уразуметь смысл закона и самому, без ходатая вести тяжбу своего дела, а в важных случаях обращаться беспрепятственно к верховному суду правительства».
Особенно важно то обстоятельство, что укрепление законодательных основ мыслилось государем как средство успешного решения военных, внешнеполитических и социально-экономических проблем страны. Создавалась иллюзия, что реформы государственного аппарата, войска, финансов (в конечном счете — управления) будут панацеей от всевозможных бед. Именно поэтому в 40—50-е гг. XVI в. интенсивная реформаторская деятельность проявилась в реорганизации управления. В литературе справедливо отмечалось, что в понимании Ивана IV управление должно было представлять стройную систему, в которой права верховной власти определялись христианской идеей подчинения подданных. Посмевшие перечить власти объявлялись великими грешниками. Целесообразность государственной политики становилась основанием ее законности. «Раздача боли» подданным в виде кнута и плетей занимала во внутренней политике все более весомое место. Английский исследователь В. Купер пришел к выводу, что и в Европе сечение рассматривалось как необходимое условие подчинения личности церкви и своего рода «удовлетворение» за совершенные грехи.
Все законодательные акции молодого царя в области телесных наказаний имели непосредственное отношение к проблеме управления. В литературе уже приводился подробный перечень соответствующих статей Судебника 1550 г. Широкое распространение получили в нем телесные наказания за противоправные действия должностных лиц, взятки, лжесвидетельства и т. д. Например, за фальсификацию протоколов суда подъячий подвергался торговой казни (ст. 5); согласно статье 28, то же наказание ему следовало и за обнаружение у него дел, не заверенных подписью и печатью дьяка (что давало повод предполагать их подделку). «Недельщика», уличенного во взятке для себя, вышестоящих лиц, или «под них», также полагалось подвергнуть торговой казни вместе с выплатой тройной суммы взятки (ст. 32), как и его помощника за незаконные поборы с населения (ст. 47). За корыстную связь «недельщика» с «татями» и разбойниками полагались кнут, штраф и тюрьма (ст. 53, 54). Такой набор средств свидетельствует об известной неуправляемости судебного аппарата.
В Судебник 1550 г. был включен указ, разрешавший истцу, ответчику и свидетелям никаких «обещаний» в суде не давать. За ложные показания свидетели приговаривались к возмещению убытков, сумма иска и к торговой казни (ст. 99). Целая серия статей предусматривала наказание кнутом за лжесвидетельства и оговоры членов суда жалобщиками (ст. 6, 8—11, 33, 34). Широко применялся кнут и по «лихим делам» как пыточное средство и как вид наказания. Установился даже принцип своеобразной децимации, зафиксированный Уставной книгой разбойного приказа (1555–1556 гг.). «Обыскные» люди одобрившие «ведомого лихим», выборочно получали кнут («обыскных людей лутчих дву или трех бити кнутьем»).