Тюрьмы и наказания: Инквизиция, тюрьмы, телесные наказания, казни

Подход Ивана IV к применению пыток и телесных наказаний подтверждается свидетельствами иностранцев-опричников. В литературе их зачастую справедливо характеризуют как авантюристов, в нарочито мрачных тонах описывавших русскую действительность. «Незнание русского языка, обычаев и нравов и вообще всего уклада русской жизни, недоброжелательное и часто презрительное отношение их к варварам московитам, наконец, грубая тенденциозность их сообщений, суждений — все это очень затрудняет использование их сочинения для целей научного исследования, — пишет С. Б. Веселовский. — Однако мы находим у них нередко такие факты, о которых летописцы и повествователи предпочитали молчать, а их суждения «со стороны», при надлежащей критике и проверке при помощи других источников, представляют зачастую очень большую ценность».

В центре внимания иностранцев — современников опричнины находилось применение телесных наказаний в связи с финансовыми взысканиями. Чаще всего речь идет об уже известных нам правежах, сильно, правда, деформированных в условиях опричнины. Г. Штаден свидетельствует, что жителям земщины, обвиненным в неуплате долгов опричникам, грозили кнут и батоги. О правежах с целью выколачивания денег у богатых людей в пользу казны сообщает и А. Шлихтинг. Г. Штаден довольно подробно описывает процедуру правежа у опричных приказов. Здесь же, — пишет он, — подписывались «челобитья» опричников на земщину, «и что было здесь подписано, то было уже справедливо, и в земщине тому не перечили». Дж. Горсей говорит о правеже одного взяточника, у которого «выколачивали из пяток 5 тыс. рублей».

Опричные правежи отклонялись от юридической регламентации и становились средством выколачивания денег у имущих лиц, а заодно и стимулятором беспорядочного расширения болевых наказаний. Не вызывают сомнения сведения Г. Штадена о злоупотреблениях опричников и их подлогах с целью вымогательства. Важные черты финансовой политики Ивана IV были верно подмечены Дж. Горсеем: нужды казны заставляли царя посягать даже на богатства церкви, поскольку «бедный и разоренный народ уже ничего не мог дать». С намерением изъять деньги связывал этот автор и целый ряд казней. Как верно отметил С. Б. Веселовский, «все классы населения были доведены до крайнего истощения беспощадной требовательностью царя Ивана и тем напряжением сил, которое было достигнуто при помощи террора». По некоторым подсчетам, общие размеры налогов при Иване IV вчетверо превышали государственные поборы в Англии того же периода, причем имела место тенденция к их дальнейшему росту.

Правежи и иные формы телесных кар, постепенно потеряв правовую основу, превращались в акт государственной целесообразности, а нередко — в неприкрытое издевательство. Они стали применяться на основе простого распоряжения властей. Властная акция перестала отличаться от закона, и телесное «воздействие» стало «раздачей боли» по любому поводу. Секли проволочными плетьми, били кнутом «нетчиков» — дворян за уклонение от службы и т. д.

В записках Шлихтинга имеется небольшой раздел, весьма ценный для характеристики социальной психологии эпохи. Если царь, сообщает Шлихтинг, приказал кому-либо явиться к нему, то тот, «собираясь к тирану, прощается с женой, детьми, друзьями, как бы не рассчитывает их никогда видеть. Он питает уверенность, что ему придется погибнуть или от палок, или от секиры, хотя бы он осознавал, что за ним нет никакой вины». Ценность этого отрывка С. Б. Веселовский видел в характеристике атмосферы доносов, клеветы и бессовестного карьеризма, к которым вел «путь безудержного произвола, неосмотрительных опал и казней», практиковавшихся царем в конфликте со своими подданными. Не менее важным нам представляется полное отсутствие в свидетельстве А. Шлихтинта различий между актом казни и смертью от побоев. Для подданных уже не было четкого различия между телесным наказанием, пыткой или мучительной смертью.

Период царствования Ивана IV сыграл определенную роль в развитии талиона и связанного с ним членовредительства. Неопределенность наказаний по политическим делам подталкивала к уточняющим указаниям на «виновный» орган — руку, язык, что было одним из проявлений юридической целесообразности. Но эта тенденция имела второстепенное значение. Главное заключалось в том, что развитие членовредительства было непосредственно связано с политикой террора и имело определяющее значение для укоренения жестокости в будущем. В списках опальных, составленных еще при жизни Грозного, имеются сведения о бессистемном отсечении рук у десятков людей, многие из которых «ручным усечением конец прияша». Само членовредительство уже трудно было отличить от казни, как это имело место, например, в массовых казнях на Поганой Луже (1570 г.).