Тютчев. Тайный советник и камергер

Крымская кампания не дала молодому офицеру реальную возможность выдвинуться, несмотря на то, что он находился в самом пекле. Роман, как значится в его формулярном списке, участвовал «в действительном сражении на р. Черной 4 августа 1855 г.; с 6 по 28 августа на южной стороне г. Севастополя для починки укреплений и устройства баррикад под неприятельскими выстрелами; 27 августа при штурме Севастополя; с 28 августа по 13 ноября переходил по разным боевым позициям. Ранен». Ожидавшая его награда был скромна и заурядна: в ноябре 1855 года «за отличие, оказанное при штурме Севастополя 27 августа 1855 г.», он награждается «клюквой», т. е. орденом Св. Анны 4-й степени «За храбрость» — самой первой боевой офицерской наградой, не очень высоко ценимой из-за ее массовой раздачи. Этим же орденом за участие в Крымской войне был награжден граф Лев Николаевич Толстой. Спустя полгода в формулярном списке Романа появилась запись о «монаршем благоволении», объявленном «за отлично-усердную службу»^[437]. (Современники отлично осознавали: «монаршее благоволение» означало лишь одно, отличившегося и представленного к награде офицера по каким-либо причинам сочли недостойным чина или ордена. Для сравнения укажу, что упоминавшийся выше Николай Владимирович Мезенцов начал Крымскую войну подпоручиком гвардии, а закончил ее подполковником, награжденным тремя боевым орденами и Золотым оружием «За храбрость».) Империя проиграла кровопролитную войну, сопровождавшуюся ощутимым уроном офицерских кадров, а отличный и усердный офицер оставался невостребованным. Лишь в июле 1858 года Карл-Арвид был произведен в поручики и в ноябре назначен старшим адъютантом в штаб 2-го армейского корпуса. Через несколько лет он полностью утратил юношеские иллюзии, осознал практическую невозможность продвинуться по службе и занять видный военный пост. Человек исключительных способностей и редкой целеустремленности отличался полным отсутствием толерантности: он постоянно демонстрировал непосредственному и вышестоящему начальству свою индивидуальность и наличие собственной точки зрения, что губительно сказалось на его военной карьере. 7 марта 1862 года последовал высочайший приказ, увольнявший Романа от военной службы «по домашним обстоятельствам» в чине штабс-капитана.

Однако отставной штабс-капитан не мыслил себя вне государственной службы и определился в хозяйственный департамент Министерства внутренних дел, а затем совершил необычный для боевого офицера поступок: попросил о переводе в III Отделение — и 14 июня 1863 года, как человек «испытанный и надежный», был принят в Отделение, первоначально всего лишь «для занятия письмоводством». Получить это место ему, вероятно, помог генерал Мезенцов: один севастопольский ветеран «порадел» другому. Молодость уже давно прошла, здоровье было подорвано войной, а Карлу Ивановичу предстояло вновь карабкаться по служебной лестнице, начиная с низшей ступени. Образование, полученное в Ришельевском лицее, позволило ему сделать следующий шаг. В мае 1864 года о нем докладывается по начальству: 35-летний «чиновник для письмоводства коллежский секретарь Роман занимается не одною перепискою бумаг, но и самым составлением их, требующим опытности и знания иностранных языков»^[438]. В результате этого представления Карл Иванович был назначен исправляющим должность младшего чиновника, а через год получил чин титулярного советника. Именно этому «доверенному лицу», получившему псевдоним «Петров», предстояло разобраться в хитросплетениях семейного дела Императорской Фамилии: отныне он должен был следить за каждым шагом главной героини моего повествования, именовавшейся в секретных документах «братом», и своевременно докладывать в III Отделение. А мою историю можно было бы озаглавить так: «Роман о влюбленных».

8

15 апреля 1868 года в 7 ¾ часа вечера в III Отделении получили первое донесение Романа, которое было запечатано печатью с небольшой буквой С (вероятно, печать принадлежала генералу Слезкину).

«Г. Москва.

13 апреля 1868 г. 7 часов вечера.

Прибыв сегодня в 11 часов утра в Москву (поезд опоздал от неисправности), я тотчас явился к Г<енералу> С<лезкину>, которого не застал дома и прождал его до 3-х часов по полудни. От него я узнал, что известная особа прибыла вчера, в сопровождении лакея и двух девушек прислуги и остановилась в гостинице, название которой Вам известно из телеграммы моей (карандашом вписано: «Дюссо». — С.Э.). Обстоятельство это пробудило меня, не стесняясь дороговизною, тотчас же переехать в ту же гостиницу, где я застал всего один большой свободный номер в 2 комнаты и то крайне неудобный для дела, и надобно мириться с сим неудобством и не дремать.