Тьма

Вера не смогла справиться с собой, и лицо ее болезненно искривилось: и почему к ней как магнитом тянет только всяких придурков? Этот отвратительный желеобразный Славик с влажными ладонями. Это мелкое недоразумение Малёк, который каждый День святого Валентина присылает ей целую кучу картонных сердечек, а потом морщится, пока она выбрасывает их в мусорное ведро. Этот ненормальный Рустам, разбивший ей губы. Мертвый Рустам… Хватит, не думай об этом, не думай. В конце концов, даже одиннадцатиклассник Илья, который после первого же… первого же раза перестал с ней разговаривать, словно бы они и не знакомы.

– Вера, – выдохнул Славик, поправляя нахлобученную на глаза вязаную шапочку, – я просто хотел спросить… Как ты себя чувствуешь?

– Я? Чувствуя себя?

– Да… После того, что с Рустамом, ну… – Он мямлил, не в силах подобрать слов. Щеки его раскраснелись, дряблые и рыхлые, а из-под шапки ручейком побежал горячий пот.

– Тебе какое дело? – прошипела Вера, ощущая, как отчаяние изнутри бьет тяжелым тараном. Славик отшатнулся. – Какое тебе дело, жирный? Что ты лезешь ко мне?.. Что вам всем от меня надо? Пальчиком в ране поковыряться? Да наплевать мне на этого дебила. Хорошо все со мной, просто замечательно.

Затянув шнурки так, что они затрещали в белых пальцах, Вера отошла в сторону, всего на пару шагов, но все-таки не желая стоять рядом с толстым Славиком. Он, опешивший, смотрел куда-то за горизонт, и глаза его, тяжело поблескивающие, налились чернотой. Вере не нужны были его глупые вопросы, бесполезная жалость или еще хоть что-нибудь – они никогда не общались со Славиком, и ей хотелось, чтобы так продолжалось и дальше.

Взвизгнул хриплый свисток, и Вера сорвалась вперед, мечтая почувствовать бьющий в лицо ветер.

– Верка, шапка! – заорал физрук, недобро на нее покосившись, а потом, набрав воздуха в легкие, начал командовать направо и налево: – Пончик, просыпайся. Лыжи – твой последний шанс, пошел, пошел! Витек, я ножницами обрежу твои чертовы наушники, слушай меня! Девчонки, не толпимся, по одному… Макс, ты замыкаешь, следи за тихоходами.

– Ну-у Федор Павлович, чего опять я? – заныл широкоплечий Максим, который почти подпрыгивал от желания изо всех сил помчаться к Малиновке, выбивая снежную крупу из-под лыжных палок.

– Не ной. Спортсмен ты что надо, но с контролем беда. Так что учись, пока я жив. Слушать мою команду! Едем сначала до горки, потом прямиком к реке, по третьему маршруту. Я – первый, Макс замыкает, держим скорость и не отстаем, не растягиваемся цепочкой до города. Вопросы? Нет вопросов? Тогда поехали, поехали, черти!

Вера его уже почти не слышала. Она летела вперед в мягком зимнем воздухе, мечтая лишь, чтобы слабый ветерок напрочь выдул все плохие мысли из ее головы. Проехав с десяток метров, Вера оглянулась: позади, как обычно, плелись толстый Славик, спокойный Витя и потерянная Аглая, черно-рыжие волосы которой выбились из-под яркой шапки с помпонами. Мишка затерялась где-то там. Полноватая, в еле застегивающемся пуховике, она казалась лишь серым пятнышком на бесконечном бледном покрывале. Завершал колонну багровый от злости Максим, каждая клеточка которого рвалась вперед. Физрук, ворча на Веру, объехал ее прямо по сугробам и пошел первым.

Снег поскрипывал под их ногами, щеки раскраснелись от быстрого бега, а сердце приятно стучало в груди. Раздались тихие разговоры, и Вере сразу стало чуть легче, когда их надломленный смертями класс начал робко оттаивать.

Спустя некоторое время заныли мышцы, усталость накапливалась в них молочной кислотой, но Вера упивалась этой болью, понимая, что отступает и животный страх, и зыбкое горе, давящее на нее с самой первой минуты, как она узнала о смерти Рустама…

Размеренно дыша, они бежали вперед, съезжали с небольших пригорков и взлетали на возвышенности. Верины подружки отстали где-то позади, но хрупкий покой сейчас стоил всех ее неугомонных фрейлин. Вера всегда была нелюдимой и молчаливой. В беспечных голубых глазах ее неизменно плескалось равнодушие, красивое лицо притягивало толпу поклонников, но Вера еще ни разу не чувствовала настоящей любви.

Ни разу.

Ее называли глупой и бездушной, заклятые подруги становились завистливыми врагами, а потом снова возвращались, поверженные, поэтому-то она, наверное, и не ценила их ни капли. Учеба давалась Вере легко, но спокойствие не позволяло девушке вырваться на позорный пьедестал отличников – она знала ответы на все вопросы, но никогда не подпрыгивала на стуле, тряся рукой. Ей хватало и этого.

Вот бы и с любовью все было так просто.

Редкие снежинки летели в лицо, и Вера щурила глаза, но мчалась вперед, ощущая, как усталое тепло в груди распаляется крошечным огоньком. Ради этого огонька она и жила – когда очередные руки мягко массировали ее плечи, когда очередные губы жадно целовали ее шею, когда по обнаженной спине гулял сквозняк из приоткрытого окна в чужой квартире… Она всегда знала, что красива, и пользовалась этим сполна – Вани сменялись на Миш, потом на Валер, Игорей, Стасов и Рустамов…

Вон из головы!