Тьма и пламя

Она поднялась с земли. Очередная схватка разразилась неподалеку. Чьи-то крики и лязг оружия оглушали, вызывая желание зажать уши и больше не слышать ни звука. Она сжала кулаки, не отводя взгляда от убийцы. Она будет слушать. И будет смотреть. До последнего мгновения. До последнего вздоха. Чтобы никогда не забыть это лицо. Чтобы даже умерев и переродившись тысячу раз, не забыть и не позволить своей ненависти остыть. Она не имела права забыть…

– Во имя короля! – зазвучал глухой голос. – Во имя народа Камеладера…

Руны вспыхнули под пальцами мага. Узор нанесенных заклинаний растекался по тонукану, останавливаясь у двух лезвий, закрепленных на обоих концах. Она знала это оружие. Ведь столько раз тайно брала со стены оружейной комнаты в замке. Знала и воина, занесшего над нею тонукан. Сейчас знала. Не тогда. Та Трин впервые глядела в горящие глаза Фемира Синхелма и наблюдала за тем, как пламя играло бликами на лезвии.

Она готова была принять смерть. Но сильнейший удар заклинания отбросил мага в сторону, вынуждая свалиться среди горелых веток. Разглядеть неожиданного спасителя не давал дым. Он клубился, окутывал, путал, кружил голову и вновь обрывал нить воспоминания. Но лишь затем, чтобы плести очередной кусок узора, не давая Трин опомниться.

Пугающий бой продолжался. Средь пелены дыма перед нею сражались двое, заставляя лес пылать с еще большей силой.

– Удел мертвых – быть преданными земле, – звучал голос Синхелма. – Напрасно ты воскрес… Сними маску. Неужели считаешь, что не узнаю в ней? Только не я…

Маска была сорвана и брошена на землю неподалеку от Трин. Она потянулась за вещью, поднимая ее и сжимая в руке, будто последнюю надежду. Бесполезно лепетала заученное защитное заклинание, будто оно и в самом деле могло придать силы и уберечь того, кто бился за нее. В этот раз боги даровали ей мимолетную возможность, и она смогла разглядеть лицо мужчины.

– Однажды ты ответишь за все содеянное! – Темные спутанные пряди волос липли к ране на лбу. Карие глаза вспыхнули золотом, когда он отражал очередной удар слабеющими руками, поскольку был ранен. – Ты будешь проклят за свое предательство, Синхелм. За каждую невинную жизнь, отобранную тобой…

Отец… Трин чувствовала, что силы покидали его. И грудь сдавило от невыносимой боли, когда упал на горящую землю, поверженный врагом. Тем, кого она ненавидела всем сердцем, всем своим существом.

Собственный крик оглушил ее, а всплеск силы заполонил сознание, высвобождая стихию. Полыхала земля, полыхало небо. Догорала ее душа. Где-то сверху раздался треск. Одно из горящих деревьев рухнуло, грозя придавить, когда, собирая последние силы, отец смог приподнять руку, выставляя щит и укрывая ее.

– Моя Трин… – произнес одними губами, прежде чем последний удар оборвал его жизнь.

Все исчезло. Стихло. Умерла ли она? Как мать, как названый брат, как отец. Умерла более чем на десяток лет. Чтобы затем восстать из пепла, как почитаемая томаринцами птица броз.

Находясь в полной тьме, Трин попыталась зацепиться сознанием хоть за что-то, позволившее вырваться из этого плена. Она должна найти, должна суметь. Но тьма была так мягка, так прохладна. Касалась лица, губ, ее горячих ладоней, наполняя удивительной легкостью. Сопротивление ее таяло, она все не могла напиться этим покоем и тишиной.

Кристиан снова коснулся горячей щеки Трин. Хвала богам и ардовскому целителю – жар спадал, и она перестала метаться в постели. Жилье Серласа представляло несколько комнат, соединенных между собой для удобства целителя. И сегодня Трин являлась его единственной пациенткой.

Ее состояние Кристиан ощутил сразу, благодаря брачной печати, соединившей их. Бросив в тот момент Брутуса в своем кабинете, переместился в боевой корпус, где и нашел жену. Пытаясь оказать помощь и остановить охватившее ее пламя, Хэйл получил пару ожогов, после чего и сам попался в цепкие руки Серласа. Но все же собрался сбежать, едва целитель отлучился. Правда, смерил при этом Кристиана очередным недоверчивым взглядом. А все оттого, что пришлось рассказать о женитьбе, чтобы объяснить, какого хаоса не отходил от постели студентки, держа ее за руку.

Но не слишком ли усердную заботу проявлял этот маг? Решил, что он, как повелитель нежити, вздумает сотворить что-то с юной женой? Серьезно? Они недавно пили вместе! И теперь он под подозрением? Проклятье…

– Ступайте и отоспитесь, Брис, – сдержанно велел Кристиан.

Подчиненный потоптался в сомнении, потер подпаленное плечо, рукав его при этих действиях треснул, повиснув тряпкой. Кристиан шумно вздохнул. Кажется, придется скупить у портного все рубашки, чтоб раздавать каждому пострадавшему от него самого или от Трин.

– Это не мое дело…

– Верно, – кинул ему Рэйван.

– Но я все же скажу, – переупрямил его взглядом Хэйл.

– И кто бы сомневался, – сдался некромант.

– Это хорошо.

– Что хорошего вы здесь видите, Брис? – спросил Кристиан, стараясь не повышать голос и не потревожить сон Трин.

– Вас.

– Что?

– Хорошо, что это именно вы.

– Одобряете, значит?

– Вполне.

– Премного благодарен.