Тьма над Петроградом

Они с Сержем обменялись только им понятными взглядами, очевидно, Мари сообщила ему, что Борису верить можно. Или следует пока подождать и понаблюдать, как он поведет себя дальше. Борису внезапно стало на все наплевать – верят ему или не верят.

– Петр Спиридонович! – Серж выглянул в горницу. – Петр Спиридонович, найдется у вас что-нибудь гостей наших покормить?

Старик накрыл стол вместо скатерти двумя газетами, бросил деревянные ложки и вытащил из укромного места закутанный в старую мешковину горшок.

В горшке оказалась каша – распаренная дробленка. Старик достал из шкафчика большую пыльную бутыль с зеленоватым конопляным маслом и, близоруко сощурившись, скупо полил кашу. Потом выложил на стол две ржавого цвета чахлые селедки и сказал, усмехнувшись недобро:

– Кушайте, гости дорогие! Чем богаты, тем и рады! Хлеба нету, уж не обессудьте!

Саенко после такой речи крякнул и достал из своих запасов черные сухари и сахар в чистом полотняном мешочке.

– Ох и скудно живешь, дед, – укоризненно сказал он, – чего у тебя в доме много, так это газет.

– Это уж конечно! – подтвердил старик. – Я сторожем в типографии служу, которые газеты бракованные – все мои! А что еда скверная – так раньше еще хуже было.

– Ну, положим, раньше-то лучше было, – процедил Борис.

– Ну, мил человек, – старик засмеялся, показав корешки съеденных зубов, – так это когда было! А в девятнадцатом чего только не ели! Люди с голоду мерли как мухи! Хлеб из лебеды пекли да из мезги! Теперь-то, конечно, господа нэпманы такую торговлю наладили – все есть, только денег нету!

– Петр Спиридонович, вы еды на рынке купите, – сказал Серж, протягивая старику пачку денег, – не шикуйте там, чтобы подозрений не возбуждать, ну да вы и сами знаете…

– Уж как водится… – Старик снова недобро усмехнулся.

Поздно вечером Борис вышел на крыльцо. В доме у старика было жарко натоплено, ему хотелось подышать ночным свежим воздухом. Он обошел дом и увидел во дворе тусклый огонек папиросы. Мари, легонько прислонившись к старому покосившемуся забору, пускала красивые колечки дыма.

И хотя на улице не горел ни один фонарь и окна домика были тщательно завешены – старик боялся посторонних любопытных глаз, – на улице было светло. Усыпанное звездами небо, какое бывает только ранней весной, едва ли не падало на маленький домик, стремясь укрыть его обитателей от всех невзгод в настоящем и будущем. Месяц сиял бледно-голубым светом. Глаза Мари блестели.

– Хорошо! – Борис вдохнул полной грудью холодный, пахнущий антоновскими яблокомами воздух.

– Так бы и полетели туда, в это небо, как хвостатая комета… – насмешливо, но не зло сказала Мари.

– Вы правы. – Борис не обиделся. – Хотелось бы улететь от всего этого безобразия далеко-далеко, начать там новую, счастливую, жизнь, забыть все…

– Я не хочу забывать! – Голос ее хлестнул Бориса, как казацкой нагайкой.

– Вам не надо забывать их, своих близких, родных людей. Пускай они всегда будут с вами. Надо забыть все, что было потом, – твердо ответил Борис, – иначе вы не сможете дальше жить.

– Я живу местью, – она сказала это со страстью, – я должна отомстить за то, что с ними сделали!

– Вы уверены, что мстите тем, кому нужно? – осторожно поинтересовался Борис.

– Это не важно, – отмахнулась Мари, – все они виноваты. На каждом лежит какая-то доля вины.

– В общем, да, – согласился Борис, – но Бог, вернее, черт с ними со всеми! А вы, вы еще больше разрушаете свою душу местью!

Мари отвернулась и загасила папиросу. Небо по-прежнему пыталось накрыть их с головой. Было тихо, ни голоса, ни собачьего лая не доносилось издалека.

– Возможно, вы правы, – сказала Мари после долгого молчания.

Борис приблизился к ней и мягко положил ладонь на ее руку, вцепившуюся в забор. Понемногу из ее руки ушло напряжение, так стояли они долго-долго, смотря на звезды, пока одна не упала. Борис загадал желание – увидеться с сестрой в этом году. Что загадала Мари, осталось тайной.

Они бы не ушли еще долго, но Саенко выглянул из-за угла и бросил сердитым шепотом, что старик сам спать не ложится, пока дверь не заперта, и людям заснуть не дает.

– Сейчас идем! – недовольно буркнул Борис. – Экий ты, Пантелей… такое мгновение нам испортил!

Саенко не ответил, он уже плюхнулся в горнице на лавку, прикрылся шинелью и тихонько посапывал.

Мари как женщине хозяин предоставил лучшее место – кровать в дальней комнате. Судя по спинкам, украшенным бронзовыми виньетками, кровать в свое время была реквизирована в каком-нибудь богатом купеческом доме.

Сам хозяин спал на топчане за печкой, Луиджи довольствовался сундуком, он прекрасно помещался на нем в силу маленького роста.

Для Сержа и Бориса старик бросил на пол матрас, набитый сеном.

– Подвиньтесь, ваше благородие! – Борис ткнул Сержа в бок.

Тот крутанулся на месте и оглядел Бориса совсем не сонными злыми глазами.

– Не зарывайся, – еле слышно сказал он, – не на прогулку мы сюда приехали. В Париже будешь с дамочками гулять и голову им морочить…

– Вы забываетесь! – мгновенно разозлился Борис. – Это вас совершенно не касается!