– Где этот доктор проживает?
– На четвертом этаже.
Чекист мигнул своим подручным, и те обыскали Бориса – надо сказать, довольно поверхностно, видимо, только на предмет оружия. Никакого оружия у Бориса не было, чему он немало порадовался, и его отпустили. Впрочем, он все же вызвал у старшего чекиста какие-то подозрения, потому что тот приказал одному из своих людей подняться с ним на четвертый этаж и проверить, живет ли там действительно доктор Вайсеншток и к нему ли направляется подозрительный гражданин.
Борис шел вверх по лестнице, и в голове его билась одна мысль: как он станет объясняться с чекистом, если доктора Вайсенштока нет и в помине, если он давным-давно уехал из Петрограда или даже умер, а табличку на парадном просто никто не удосужился снять?
К счастью, доктор оказался в полном порядке и даже принимал пациентов. В просторной приемной сидели несколько скромно одетых людей – дама из благородных с девочкой, у ребенка была перевязана рука. Еще старик в вытертой донельзя бобровой шапке и валенках, а также деревенская бабища огромных размеров. Вся левая щека у нее была фиолетового цвета, глаз заплыл и сочился гноем. Чекист проводил Ордынцева до самой двери и даже остался ждать на лестнице, так что Борису пришлось, дождавшись своей очереди, пройти в кабинет доктора.
– На что жалуетесь, милостивый государь? – осведомился доктор, вытирая руки полотенцем и глядя на вошедшего поверх очков. – Или вас следует именовать товарищем?
– В товарищи не рвусь, – ответил Борис, подходя к врачу. – А жалуюсь на боли в желудке.
– Ну, батенька! – Доктор весьма оживился. – Вы меня просто порадовали!
– Чем же? – удивился Борис.
– Да я, честно говоря, уже отвык от простых, честных довоенных болезней! В восемнадцатом и девятнадцатом году в основном приходилось мне лечить раны – колотые, резаные, огнестрельные… ну, попадались, конечно, ушибы, контузии, обморожения… нередки были случаи голодной анемии, а вот прежние болезни – такие, как радикулит, геморрой, подагра, – совершенно прекратились, как будто люди перестали ими болеть. В особенности редки стали желудочные болезни – гастрит, язва… подозреваю, что они прошли от недостаточного питания. Многие мои коллеги уверены в целебной силе голода! С тех пор, конечно, многое переменилось, раны попадаются реже – разве что господа налетчики изредка заглядывают. Но теперь в основном приходят пациенты с запущенным сифилисом. И тут вдруг заходите вы и жалуетесь на желудок. На меня словно прежними временами повеяло!
Доктор так расчувствовался, что снял пенсне и промокнул глаза чистой марлевой салфеткой. Затем, снова водрузив пенсне на нос, приблизился к пациенту.
– Покажите язык, милостивый государь! Гм… странно… язык чистый… и склеры глаз хорошего цвета… Здесь больно? Нет? А здесь – тоже не больно? Ну тогда я просто не знаю, что вам посоветовать! Разве что сутки воздерживаться от пищи, это обычно замечательно помогает…
– Простите, доктор, – проговорил Борис, когда врач закончил осмотр, – честно говоря, я посетил вас не только в медицинских целях…
– Так вы налетчик? – изумился Вайсеншток. – Я совсем перестал разбираться в людях! У вас такие хорошие глаза… я подумал, что вы приличный человек… но если вы налетчик – сегодня не самый удачный для вас день, вряд ли вам удастся у меня поживиться…
– Успокойтесь, доктор! – оборвал его Борис. – Я вовсе не налетчик. Я старый знакомый вашего соседа, Павла Аристарховича Ртищева. Не знаете ли вы, что с ним стало и где он сейчас живет.
– Ах, молодой человек! – Доктор снова снял пенсне. – Значит, я еще немного разбираюсь в людях! Так вы не налетчик? Это хорошо!
– Так что насчет Ртищева?
– Вряд ли я смогу обрадовать вас так, как вы обрадовали меня. Думаю, что Павла Аристарховича нет в живых. Кажется, в девятнадцатом году его забрали в ЧК, и с тех пор о нем нет ни слуху ни духу. В квартире его поселился какой-то видный советский деятель, но, судя по всему, эта квартира несчастливая: не прошло и полугода, как этого деятеля арестовали и расстреляли, а на его место вселился чекист. Но и тот недолго прожил, месяца три, не больше…
– Что, тоже арестовали?
– Совершенно верно! По обвинению в превышении власти. Вместо него поселили работника Коминтерна, но моя кухарка сообщила, что минувшей ночью арестовали и этого, за шпионаж. Кухарки, знаете ли, всегда очень хорошо информированы…
– Сейчас из его квартиры вышли трое чекистов…
– Ну ясно! Устроили в квартире засаду, ждут, кто придет к этому коминтерновцу…
Борис снова порадовался, как удачно на этот раз выпутался из неприятностей: если бы он постучал в квартиру Ртищева, не миновать бы ему обвинения в шпионаже!
Он распрощался с симпатичным доктором и вышел на улицу, благополучно миновав бывшую квартиру Ртищева на третьем этаже. Отмахав пешком несколько кварталов и сдерживая желание оглянуться, Борис наконец замедлил шаг, закурил папиросу и задумался.