Поравнялись со знаменитым магазином Елисеева. Он был открыт, и, несмотря на раннее время, двери все время пропускали людей. Богато украшенная витрина ломилась от всевозможных колбас, окороков и головок сыра.
— Однако! — Борис едва не свернул себе шею, глядя на этакое изобилие, пока Мари не обратила его внимание на небольшое объявление в нижнем углу витрины. «Господ налетчиков просят не беспокоиться, в витрине выставлены муляжи».
Извозчик по Троицкому мосту переехал Неву, всю в темных промоинах и полыньях, и выехал на Петербургскую сторону. Миновали некогда нарядный Каменноостровский проспект, на котором особенно явственно сказались годы разрухи и запустения, свернули на Большой и вскоре оказались в той части Петрограда, которая всегда напоминала Борису тихую русскую провинцию. Плуталова, Бармалеева, Подковырова улицы, деревянные одноэтажные, много — двухэтажные домики, в окнах которых в прежние времена можно было увидеть кокетливые кружевные занавесочки и пышные герани…
Сейчас эти окна были большей частью забиты фанерой или заткнуты старыми одеялами. От бесполезных довоенных гераней не осталось и следа, а кружевные занавесочки либо выменяли на муку в голодную зиму, либо спрятали в сундук, как опасный признак мещанства и буржуазного разложения.
Пролетка углубилась еще далее в закоулки Петербургской стороны. Пошли одна за другой Зеленины улицы — Большая Зеленина, Малая Зеленина, Глухая Зеленина…
На этой-то последней возле неприметного одноэтажного домика с плотно занавешенными окнами и остановился извозчик.
— Хорошо довез! — приосанился ванька. — С ветерком, как говорится. Надо бы добавить, хоть тысяч сто…
— ГПУ тебе добавит! — отозвался на эту очевидную провокацию грубый Саенко, моментально позабыв, что совсем недавно набивался извозчику в земляки.
Извозчик, впрочем, ничуть не обиделся. Он действовал по безотказному принципу «Не прошло, и ладно». Легонько стегнув свою кобылу, он укатил обратно.
Седоки, выбравшись из пролетки, подошли к домику.
Домик этот выглядел как-то угрюмо и неприветливо.
Мари настороженно огляделась по сторонам и условным стуком постучала в окно.
Тут же в окне приподнялась дерюга, используемая вместо занавески, из-за нее выглянула мрачная физиономия, оглядела гостей и снова скрылась. Прошло еще несколько минут, прежде чем с ужасным скрежетом отворилась входная дверь. На пороге появился сгорбленный старик в валенках и отороченной мехом безрукавке.
— Кто такие будете? — проворчал старик, заново оглядывая приезжих.
— К Петру Спиридоновичу, — сухо ответила Мари. — Долго нас будешь на улице держать?
— А это уж сколько надо, столько и подержу! — ответил старик нелюбезно. — Допустим, это я Петр Спиридонович. А вот кто вы такие, мне ничуть не известно!
— Мы от Марфы Никитичны! — ответила Мари.
— Ну, коли от Марфы, так заходите! — Старик посторонился, но теплоты в его голосе не прибавилось.
Гости прошли в сени, заваленные всевозможным хламом, начиная от сломанного санного полоза и заканчивая гнутой самоварной трубой, проследовали через «чистую комнату», которая, впрочем, не отличалась чистотой, но зато была жарко натоплена. В этой комнате хозяин остановился, зыркнул на занавешенные окна и только потом отодвинул в сторону посудный шкафчик. За этим шкафчиком обнаружилась небольшая дверка, ведущая еще в одну комнатку.
В этой-то комнатке приезжих встретили их старые знакомые — Серж и Луиджи.
— Долго же вы добирались! — проговорил Серж после обычных приветствий.
— Хорошо, что вообще добрались! — ответила Мари, опускаясь на стул. — Борис в Энске попал в ЧК!
— Как это случилось? — спросил Серж, посерьезнев. — В облаву угодил? Не донес ли кто? Не просочилась ли к красным информация о нашей миссии?
— Нет, — постарался успокоить его Борис. — Просто не повезло. На вокзале в Энске столкнулся со старым знакомым.
— Кто таков?
— Большой человек у большевиков. Начальник энского ГПУ Сергей Черкиз. Он меня в девятнадцатом году едва не расстрелял, чудом удалось сбежать. Хотя, в общем, это чудо — вот оно, рядом с вами. — И Борис кивнул на скромно потупившегося Саенко.
— А сейчас что — снова чудо? Не много ли чудес для одного человека? Вы прямо какой-то Николай-чудотворец!
— Сейчас никакого чуда не было. Черкиз сам организовал мой побег.
— Сам?! — с недоверием переспросил Серж. — А вы говорите — не было чуда! Чтобы начальник ГПУ организовал побег арестованного!
— Это было в его собственных интересах… — И Борис рассказал о своем разговоре с Черкизом.
— Впрочем, — добавил он в конце, — он мне ловушку подготовил. Поставил на выходе своего человека, который должен был меня пристрелить… при попытке к бегству. Ну тут уж мне и в самом деле повезло — моя пуля другому человеку досталась, уголовнику, который за мной увязался.
— Я, конечно, извиняюсь, — подал голос Саенко, — мы люди темные, в Питере раньше бывать не доводилось, так не знаю, как здесь у вас положено: кормят людей, которые с дороги приехавши, или без этого обходятся?
— И правда, — вступила Мари, — мы голодны, в дороге намучились, а ты тут сразу со своими подозрениями…