Тьма над Петроградом

Они с Сержем обменялись только им понятными взглядами, очевидно, Мари сообщила ему, что Борису верить можно. Или следует пока подождать и понаблюдать, как он поведет себя дальше. Борису внезапно стало на все наплевать — верят ему или не верят.

— Петр Спиридонович! — Серж выглянул в горницу. — Петр Спиридонович, найдется у вас что-нибудь гостей наших покормить?

Старик накрыл стол вместо скатерти двумя газетами, бросил деревянные ложки и вытащил из укромного места закутанный в старую мешковину горшок.

В горшке оказалась каша — распаренная дробленка. Старик достал из шкафчика большую пыльную бутыль с зеленоватым конопляным маслом и, близоруко сощурившись, скупо полил кашу. Потом выложил на стол две ржавого цвета чахлые селедки и сказал, усмехнувшись недобро:

— Кушайте, гости дорогие! Чем богаты, тем и рады! Хлеба нету, уж не обессудьте!

Саенко после такой речи крякнул и достал из своих запасов черные сухари и сахар в чистом полотняном мешочке.

— Ох и скудно живешь, дед, — укоризненно сказал он, — чего у тебя в доме много, так это газет.

— Это уж конечно! — подтвердил старик. — Я сторожем в типографии служу, которые газеты бракованные — все мои! А что еда скверная — так раньше еще хуже было.

— Ну, положим, раньше-то лучше было, — процедил Борис.

— Ну, мил человек, — старик засмеялся, показав корешки съеденных зубов, — так это когда было! А в девятнадцатом чего только не ели! Люди с голоду мерли как мухи! Хлеб из лебеды пекли да из мезги! Теперь-то, конечно, господа нэпманы такую торговлю наладили — все есть, только денег нету!

— Петр Спиридонович, вы еды на рынке купите, — сказал Серж, протягивая старику пачку денег, — не шикуйте там, чтобы подозрений не возбуждать, ну да вы и сами знаете…

— Уж как водится… — Старик снова недобро усмехнулся.

Поздно вечером Борис вышел на крыльцо. В доме у старика было жарко натоплено, ему хотелось подышать ночным свежим воздухом. Он обошел дом и увидел во дворе тусклый огонек папиросы. Мари, легонько прислонившись к старому покосившемуся забору, пускала красивые колечки дыма.

И хотя на улице не горел ни один фонарь и окна домика были тщательно завешены — старик боялся посторонних любопытных глаз, — на улице было светло. Усыпанное звездами небо, какое бывает только ранней весной, едва ли не падало на маленький домик, стремясь укрыть его обитателей от всех невзгод в настоящем и будущем. Месяц сиял бледно-голубым светом. Глаза Мари блестели.

— Хорошо! — Борис вдохнул полной грудью холодный, пахнущий антоновскими яблокомами воздух.

— Так бы и полетели туда, в это небо, как хвостатая комета… — насмешливо, но не зло сказала Мари.

— Вы правы. — Борис не обиделся. — Хотелось бы улететь от всего этого безобразия далеко-далеко, начать там новую, счастливую, жизнь, забыть все…

— Я не хочу забывать! — Голос ее хлестнул Бориса, как казацкой нагайкой.

— Вам не надо забывать их, своих близких, родных людей. Пускай они всегда будут с вами. Надо забыть все, что было потом, — твердо ответил Борис, — иначе вы не сможете дальше жить.

— Я живу местью, — она сказала это со страстью, — я должна отомстить за то, что с ними сделали!

— Вы уверены, что мстите тем, кому нужно? — осторожно поинтересовался Борис.

— Это не важно, — отмахнулась Мари, — все они виноваты. На каждом лежит какая-то доля вины.

— В общем, да, — согласился Борис, — но Бог, вернее, черт с ними со всеми! А вы, вы еще больше разрушаете свою душу местью!

Мари отвернулась и загасила папиросу. Небо по-прежнему пыталось накрыть их с головой. Было тихо, ни голоса, ни собачьего лая не доносилось издалека.

— Возможно, вы правы, — сказала Мари после долгого молчания.

Борис приблизился к ней и мягко положил ладонь на ее руку, вцепившуюся в забор. Понемногу из ее руки ушло напряжение, так стояли они долго-долго, смотря на звезды, пока одна не упала. Борис загадал желание — увидеться с сестрой в этом году. Что загадала Мари, осталось тайной.

Они бы не ушли еще долго, но Саенко выглянул из-за угла и бросил сердитым шепотом, что старик сам спать не ложится, пока дверь не заперта, и людям заснуть не дает.

— Сейчас идем! — недовольно буркнул Борис. — Экий ты, Пантелей… такое мгновение нам испортил!

Саенко не ответил, он уже плюхнулся в горнице на лавку, прикрылся шинелью и тихонько посапывал.

Мари как женщине хозяин предоставил лучшее место — кровать в дальней комнате. Судя по спинкам, украшенным бронзовыми виньетками, кровать в свое время была реквизирована в каком-нибудь богатом купеческом доме.

Сам хозяин спал на топчане за печкой, Луиджи довольствовался сундуком, он прекрасно помещался на нем в силу маленького роста.

Для Сержа и Бориса старик бросил на пол матрас, набитый сеном.

— Подвиньтесь, ваше благородие! — Борис ткнул Сержа в бок.

Тот крутанулся на месте и оглядел Бориса совсем не сонными злыми глазами.

— Не зарывайся, — еле слышно сказал он, — не на прогулку мы сюда приехали. В Париже будешь с дамочками гулять и голову им морочить…

— Вы забываетесь! — мгновенно разозлился Борис. — Это вас совершенно не касается!