Тьма над Петроградом

— А, это ты… — разочарованно протянул бандит, — а я уж думал, ГПУ пришло меня брать… скучно! И что ты, Шарик, все со своей ботвой лиговской вылезаешь? Знаешь ведь, не люблю я ее! Я бандит интеллигентный, люблю кино и предпочитаю изъясняться по-французски…

— По-французски, Семен Степаныч, мы не сильны… а тебе Миколка привет передавал да просил с этим господином поботать…

— Кто таков? — вскинулся бандит, подозрительно уставившись на Бориса.

— Кто я таков — сейчас не суть важно, — ответил Ордынцев. — Я уже и сам забывать начал, кто я на самом деле. Одно вам скажу, mon ami: в Сингапуре определенно нет ничего хорошего. Те же бандиты, те же полицейские. Разве что ГПУ нету. Насчет Нагасаки, правда, не скажу, там бывать не приходилось… Если честно, то в Сингапуре тоже…

Музыкант, услышав знакомое слово, тут же встрепенулся и запел:

У ней такая маленькая грудь
И губы, губы алые, как маки…

— Помолчи! — оборвал его налетчик. — Дай с человеком поговорить! Так, говоришь, ничего хорошего в Сингапуре? Ты, парень, только для того ко мне пришел, чтобы мечту мою опошлить?

— Нет, mon ami, я пришел, чтобы вам дело предложить. Хорошее дело, красивое… как раз по вашей специальности!

Борис подсел к налетчику и что-то начал ему вполголоса рассказывать. Семен слушал внимательно и заинтересованно.

Владимир Орестович Баранов, сотрудник ГПУ, был не только непримиримым борцом с саботажем и контрреволюцией. Он был еще и большим любителем искусства. Правда, в отличие от вождя мирового пролетариата товарища Ульянова (Ленина), который считал, что из всех искусств важнейшими для нас являются кино и цирк, Владимир Орестович предпочитал театр и живопись. Театр он любил потому, что в театральных труппах попадались хорошенькие артистки, а живопись — за то, что некоторые полотна старых мастеров, как выяснилось, стоят очень больших денег.

— Ты сегодня очень хорошо выглядишь, Полли! — проговорил Владимир Орестович, подливая в бокал своей покладистой подруги шампанское. — Просто картинка!

— Ты такой милый, Вольдемар! — воскликнула Полина, заливаясь счастливым смехом и закидывая руки за голову. Она знала, что при этом ее пышная грудь очень выигрышно смотрится.

Вольдемар не остался равнодушен к этой маленькой уловке. Он подсел ближе к госпоже Жасминовой и обнял ее свободной рукой.

— Ой, что это такое твердое, Вольдемар? — Полина слегка отстранилась. — Ты набьешь мне синяк! Ты же знаешь, как легко у меня появляются синяки…

— А, это мой револьвер! — Владимир Орестович вытащил из кармана тяжелый «кольт» и положил его на изящный инкрустированный столик. — Ты же знаешь, Полли, я с ним никогда не расстаюсь! Разве что ради тебя… ради твоих прекрасных глаз…

— Ты такой милый! — повторила Полли, теснее прижавшись к своему рыцарю. — Ты умеешь говорить комплименты! Сейчас это такая редкость, а настоящей женщине комплименты нужны как воздух! Кстати, о воздухе… Вольдемар, открой, пожалуйста, окно, здесь очень душно!

Владимир Орестович неохотно поднялся с дивана, подошел к окну, дернул шпингалет и приоткрыл тяжелую створку. В комнату ворвался свежий весенний воздух, звонки трамваев и свистки постовых милиционеров. Несгибаемый чекист развернулся, сделал шаг к дивану и вдруг замер на месте.

У него за спиной раздался странный звук. Створка окна подозрительно скрипнула, а стекло негромко звякнуло.

Владимир Орестович повернулся к окну и увидел, как в него впрыгнуло какое-то удивительно проворное существо, словно образовавшееся из весеннего петроградского воздуха. При ближайшем рассмотрении это оказался небольшого роста человек с оттопыренными ушами и подвижным, как у обезьяны, лицом. Во всем облике этого удивительного человека было что-то определенно иностранное. Впрочем, человек, влетающий в окна, непременно должен быть иностранцем. Да и одет он был соответственно — клетчатый пиджак, широкие штаны, крепкие ботинки на толстой подошве.

Полина Леопольдовна при виде летающего господина истерично взвизгнула и хотела даже упасть в обморок, но подумала, что это будет неблагоразумно.

— Что за черт! — выдохнул чекист и прикинул расстояние до столика, на котором лежал его верный револьвер.

— И не думайте, Владимир Орестович! — проговорил небольшой человечек, и в руке у него возник вороненый «наган». — И шагу сделать не успеете! Впрочем, вам незачем волноваться: я ничего плохого вам делать не собираюсь. Даже напротив: я хочу сделать чрезвычайно интересное предложение.

— Кой черт! — возмущенно проговорил Вольдемар. — Какое еще предложение?

Он отметил, что ловкий господин, несмотря на свою иностранную внешность, говорит совершенно без акцента.

— Хорошее предложение, очень выгодное! — повторил незнакомец таким тоном, каким цыган на ярмарке расхваливает лошадь. — И не подумайте, я вас в шпионы не вербую, это не по моей части. Я вообще-то секретарь одного очень знатного и богатого иностранца… позвольте представиться: Луиджи Пиранелли…