Тьма над Петроградом

К ужину подала хозяйка рассыпчатую картошку с селедкой, посыпанной крупными кольцами лука, на второе вытащила из печи пирог с морковью. Саенко внес огромный самовар, хозяйка — чашку мелко наколотого сахару. Чай был заварен на сушеной малине, и комната сразу наполнилась ароматом летнего леса.

Через некоторое время Саенко обтер лоб полотенцем и поблагодарил хозяйку.

— Кушайте, гости дорогие! — Та всплеснула руками. — Какие я раньше кушанья готовила! Муж покойный всегда любил, чтобы полный стол гостей!

— М-м-м… — протянул Саенко, — а давайте, Неонила Дмитревна, я вам помогу со стола убрать да посуду вымыть…

Хозяйка и сама сообразила, что разговорилась не вовремя, что гости ее — люди занятые и болтать попусту им не с руки.

Когда они ушли, Ртищев вздохнул и обвел всю компанию испытующим взглядом. Очевидно, легкие подозрения у него вызвал только Луиджи — слишком легкомысленный имел вид в своем клетчатом костюме.

— Я так рад, Борис, голубчик, что вы откликнулись на мой зов о помощи, — заговорил Павел Аристархович тихо, — поймите меня правильно, мне самому ничего не нужно, скоро меня не станет, сердце сдает… Но перед смертью хотелось бы сделать доброе дело — спасти Сашеньку.

— Извините, что перебиваю, профессор, — вмешался Серж, — но не пора ли перейти к делу? Мы проделали долгий и опасный путь, времени у нас очень мало, так что назовите место, где скрывается ваша протеже, и мы начнем операцию по ее переброске в Париж. Нам, извините, за это деньги платят.

— Понимаю вас, — закивал Ртищев, — простите старика. Но дело в том, что я не знаю точного места нахождения Александры Николаевны.

— Объяснитесь, господин Ртищев. — Серж нахмурил брови. — Вы хотите сказать, что мы с таким трудом притащились в Россию для того только, чтобы приятно побеседовать с вами?

— Я ведь тебя предупреждала, — насмешливо фыркнула Мари, — мне с самого начала не нравилось это предприятие, я чувствую, что добром это не кончится…

— Спокойнее! — Борис встал и положил руку на спинку стула, где сидел Ртищев, краем глаза отметив, что Луиджи крадется к двери, чтобы зайти ему за спину на всякий случай. Борис дернул рукавом, так чтобы только Луиджи мог увидеть кончик лезвия спрятанного ножа.

— Серж, предложите Луиджи сесть на место, — отчеканил Борис, — а вы, мадам, не извольте каркать, а лучше дайте возможность господину профессору рассказать все, что он знает.

Ух, как Мари на него посмотрела! Словно два черных кинжала вырвались из ее глаз. Как будто и не было между ними той мимолетной нежности, как будто не мечтали о счастье вдвоем.

— Прошу прощения — не мадам, мадемуазель… — Борис нелюбезно улыбнулся и перевел взгляд на Сержа.

— Говорите, профессор, — сказал тот, одними бровями велев Луиджи вернуться за стол.

Дело было прошлой осенью. Профессор Ртищев жил тогда у своей кухарки Меланьи — больше ему некуда было деться. Меланья проработала у него лет тридцать, жила, как она говорила, на всем готовом и сумела отложить за это время кое-что на старость. Но все накопления пропали, и, чтобы не умереть с голоду, Меланья потихоньку носила на толкучку все любовно сбереженные ею подарки хозяина к ее именинам и церковным праздникам. Проели набор серебряных ложечек и две расписные деревянные шкатулки, почти не ношенную павловскую шаль и камчатую скатерть, альбом для фотографий, обитый малиновым бархатом, с накладными застежками, куда Меланья вклеивала открытки и вырезки из журнала «Нива». Когда же в прожорливом чреве Сенного рынка исчезли серебряные щипчики для сахара, фаянсовый кувшин, расписанный лиловыми ирисами, и золотой образок Казанской Божьей Матери, профессор Ртищев нашел себе небольшой заработок.

Знакомый фотограф подарил ему пачку черной бумаги, и Павел Аристархович сидел на рынке и вырезал силуэтные портреты желающих. За это ему платили небольшую денежку, профессор, правда, предпочитал брать продуктами. Талант к рисованию у него был с детства, однако стал он не художником, а искусствоведом. Но вот сейчас пригодилось и умение рисовать.

Так и сидел он на раскладном стульчике, дуя на озябшие пальцы и вырезая просто так, для себя, портрет собаки Дианки, умершей в далеком девятьсот тринадцатом году, когда его окликнул тихий женский голос:

— Павел Аристархович, никак это вы?

Ртищев поднял голову и увидел перед собой давнюю знакомую Агнию Львовну Мезенцеву. Если бы она сама не подошла к его стульчику, он никогда бы ее не узнал. Она здорово постарела, была замотала в платок, как деревенская баба, и только глаза смотрели живо и напоминали прежнюю Агнию.

— Боже мой, вы? — Профессор привстал с места. — Сударыня, какими судьбами?..

— Тише! — Она почти силой усадила его на стул. — Не нужно привлекать внимания…

Он опустил голову и шепотом засыпал ее вопросами о Сашеньке и ее матери, он знал, что они всегда были очень дружны. Агния отвечала кратко, что ее подруга Ольга Кирилловна умерла, Сашеньку же пока миновала гроза. ГПУ не разузнало о ее происхождении, им удалось скрыться от властей, но какой ценой…