Тьма после рассвета

До самого утра она перебирала в голове все мельчайшие детали того вечера, пытаясь найти того, кого можно и нужно обвинить. И чем больше думала, тем менее виноватой выглядела Елена Смелянская и тем более виноватой казалась себе Татьяна Муляр.

***

Старший следователь областной прокуратуры Розенталь вместе с группой выезжал в район аэропорта Домодедово на «уличную», иными словами — для закрепления показаний на месте преступления. Когда подъехали Череменин и Гордеев, Розенталь сел к ним в машину и указал на микроавтобус, в который садились криминалисты, оперативники и понятые.

— Поезжайте за ними, по дороге поговорим, другого времени сегодня не будет, «уличная» — это всегда волынка на полдня, если не дольше. Как пересечем Кольцевую — они притормозят и я пересяду. Что вас интересует?

Гордеев приготовился к тому, что Леня Череменин начнет рассказывать о восьми трупах в разных городах и республиках, но подполковник задал вопрос прямо в лоб:

— Может ли так быть, что преступление совершено по сексуальным мотивам, но никаких следов этого мотива нет?

— Может, — не раздумывая, ответил Розенталь, невысокий, плотный, очень энергичный человек лет пятидесяти с яркими, немного выпуклыми глазами.

— Такие случаи часто встречаются?

— Среди выявленных — редко, но можете себе представить, сколько их среди невыявленных, — усмехнулся Розенталь. — Латентность сексуальных преступлений огромна. Во-первых, мотив не всегда очевиден, что бывает как раз в тех случаях, о которых вы спрашиваете, во-вторых, потерпевшие не заявляют. Даже о таком тяжком варианте, как изнасилование, и то зачастую молчат, а уж про менее тяжкие проявления — даже говорить смешно. Стесняются, смущаются. Вот ведь парадокс: жертвам половых преступлений бывает стыдно, словно они сами в чем-то виноваты. Потом они представляют, как им придется все это рассказывать посторонним людям в милиции, называть вещи своими именами, а они и слов-то приемлемых для этого не знают. Глупо ждать от девочки лет четырнадцати-пятнадцати, что она придет и будет говорить об эксгибиционисте, демонстрирующем эрегированный фаллос, правда? Или о вуайеристе, который подглядывал в окно женского туалета. Как ей сказать? Что сказать? Что дяденька распахнул плащ и показывал пиписку? И это незнакомым взрослым мужикам в дежурной части? Да девочка лучше умрет, чем произнесет такое. В результате нам становится известно хорошо если об одном-двух случаях из ста реально совершенных. Эти два случая, может, и попадут в статистику, и то не факт, а остальные? Вот вам и латентность. Ладно, я отвлекся. Вернемся к вашим вопросам. О неочевидном мотиве можно говорить, когда нет ни следов насилия, ни следов эйякулята. Что в вашем случае?

— У нас мальчики-подростки со следами жестоких побоев, анус не поврежден, на телах и одежде следов семяизвержения не обнаружено.

— А рядом? Рядом с трупами эти следы искали?

— Искали, — кивнул Череменин. — Но я еще раз уточню. Могли и упустить. Советуете повнимательнее этот момент исследовать?

— Без толку, — вздохнул Розенталь. — Если дело в вашем главке, стало быть, и времени много прошло, и география обширная. Да и следов этих могло с самого начала не быть. Презерватив, например, использовали. Или вообще ничего, а просто… в трусы, как говорится. Или в тряпочку.

Капитан Носилевич не обманул, о преступлениях на сексуальной почве следователь Розенталь действительно знал столько, сколько не написано ни в одном учебнике, ни в одной монографии. Много интересного они услышали, пока ехали до Кольцевой автодороги. На границе города и области микроавтобус остановился, Череменин тоже зато­рмозил.

— Буду пересаживаться, — сказал Розенталь. — Удачи вам, сыщики!

Гордеев посмотрел на часы: на Красную Пресню он спокойно успевает к одиннадцати, даже с запасом, а на оперативку можно не ехать, замначальника отдела отнесся с пониманием и разрешил отсутствовать, сказал, что план подпишет вечером. Хороший он мужик, Виктор отлично сработался бы с ним, но вот начальник отдела… Нет, нужно добиться перевода. Невозможно нормально работать с человеком, который не любит тебя до такой степени, что не пишет представление на присвоение очередного звания, хотя срок уже год назад по­дошел.

— Получается, все эти извращенцы, которые показывают, трогают и подсматривают, это в среднем мужики в районе тридцати пяти — сорока пяти, — задумчиво констатировал Гордеев. — Они неагрессивные и трусливые. А те, которые убивают, обычно помоложе. Слушай, Леня, а почему нам никогда про это не рассказывают? Вот политчас этот идиотский проводят раз в неделю, талдычат про международную обстановку, про происки мирового империализма, про всю эту муть, которая в работе ни фига не нужна, а такие необходимые вещи оседают неизвестно где, неизвестно в чьих головах и не доходят до тех, кому они действительно нужны?

— Ну что ты спрашиваешь? Сам ведь все знаешь.

— Знаю, — уныло подтвердил Гордеев.