Тьма после рассвета

— Мне дочка вчера рассказывала про ФБР: у них там, оказывается, целое направление создано, называется «профайлинг» или «профилирование», разрабатывают типовую модель психологической характеристики серийных убийц. А у нас даже слова такого не знают. И знать не хотят, между прочим.

— Да ну? Действительно не хотят?

— Не хотят. У меня знакомая есть, следователь, Вера Попова, учится в адъюнктуре Академии МВД, пишет диссертацию про преступников с аномалиями психики, так ее знаешь как опускают? Обвиняют в том, что она погрязла в болоте ломброзианства, представляешь? Намекают, что, если будет упираться — из партии выгонят. Велели тему диссертации поменять, в противном случае пообещали сложности на защите. А все почему? Потому, что провозгласили лозунг: преступное поведение есть пережиток буржуазного сознания, этот пережиток с течением времени по мере продвижения к коммунизму будет полностью уничтожен, и тогда никакой преступности в СССР не будет. Построим коммунизм — ликвидируем преступность. Коммунизм же это когда от каждого по способности, каждому по потребности и ни одного преступника. А если признать, что часть преступлений продиктована не пережитками буржуазного сознания, а болезнью или врожденными особенностями психики, то придется признать и тот факт, что болезни-то никуда не денутся и преступники все равно останутся. Значит, никакого коммунизма не будет. Кто ж согласится такое признать? Придется тогда всю идею похерить. Преступность должна быть только в капстранах, злобных и неправильных, где угнетают рабочий класс, а при социалистическом строе все сплошь хорошие, здоровые и честные. И чем ближе к коммунизму, тем здоровее и честнее. Как в той песне-то пелось? «Если кто-то ­кое-где у нас порой…» Именно что «кто-то», «кое-где» и «порой». Несчастные случаи, а не закономерности. Всем нужна красивая картинка, а правда не нужна никому.

В голосе Череменина слышались тупое отчаяние и безысходность. Гордееву захотелось как-то приободрить товарища, отвлечь от тягостных мыслей. Вот он про дочку заговорил, вернее, про падчерицу, но коль уж он называет ее дочкой, то и Виктор поступит так же.

— Хорошая у тебя девчонка выросла, Леня, — с деланой оживленностью заговорил он. — Толковая. И знает много.

— Да ну, балда она, — в сердцах бросил Леонид.

— Что так?

— Знает действительно много, но ее глупая молодая голова не в состоянии эти знания переварить. Ей, дурехе, пока еще кажется, что людям интересно знать правду. Идеалистка. Ничего, оботрется, пару шишек набьет — научится родину правильно любить. Тебя куда подбросить? На Пресню? Или на Петровку?

— На Пресню. Петровка без меня перебьется.

***

Продавщица сельмага Раечка как раз закончила взвешивать развесные макароны для слесаря дяди Миши, когда подъехала машина с товаром. Экспедитор Тамара вылезла из кабины с пачкой накладных в руках, а водитель откинул задний борт и принялся вытаскивать коробки и ящики.

— Закрываюсь! — громогласно объявила Раечка. — Прием товара!

Народу в сельмаге в этот час немного, перед прилавком топтались всего три человека, не считая самого дяди Миши, который уже тщательно пересчитывал сдачу и готовился отчалить.

— Ну как же, Раечка! Нас-то обслужи, а потом закрывайся, — жалобно протянула Маргарита Павловна, учительница местной школы.

Вообще-то Маргариту надо бы, конечно, обслужить, у нее в классе учится Раечкин сын.

— Давайте, Маргарита Павловна, — угодливо сказала Рая, — вас еще успею отпустить, а остальные пусть ждут, пока товар приму.

Молодая женщина, имени которой Рая не помнила, но в лицо вроде бы знала, молча повернулась и вышла из магазина, а бабка Лихачева, наоборот, сверкнула глазками под морщинистыми веками и прислонилась спиной к стене. Невысокая, полноватая, еще полная сил и энергии, Лихачева славилась на всю округу хитростью, жадностью и недобрым отношением к людям.

— А я и подожду, мне спешить некуда, — заявила она. — Может, чего хорошее привезли, сразу и куплю.

— На улице ждите, — сурово проговорила Раечка. — Мне в подсобку надо идти, и прилавок без надзора оставлять не положено. Идите-идите, я изнутри закроюсь.

— Ой, Райка, вечно у тебя секреты от простого народа. Небось, половину товара попрячешь под прилавок, — язвительно заметила бабка Лихачева и выскользнула на улицу.

Через пару секунд она уже приставала с расспросами к Тамаре-экспедиторше.

— А колбаски привезла? А конфет шоколадных? А чего одни консервы-то возишь?

— Что мне на складе отгружают — то и вожу, — вяло огрызалась Тамара. — Мое дело по накладной принять — по накладной сдать в магазин, а кому чего и сколько — не я решаю. Чего плановики в торге насчитают, то завбазой и выписывает.

— А в универсам тоже повезешь? Туда-то, небось, продукты получше? — не отставала Лихачева.

— Универсам от другого торга, мы туда не возим, — весело откликнулся водитель-грузчик.

— А ну не мешайте товар принимать! — заорала Раечка.

Но бабка Лихачева, язва столетняя, и не подумала отступить. Наоборот, подошла поближе, встала между машиной и открытой дверью в подсобку.