Тьма прежних времен

Шеонанра так и находит нелюдя — перед Преградами, или тем, что от них осталось. Распростертого, потерявшего сознание. Он встает рядом с ним на колени, осторожно трогая пальцами его щеку. Теплая. Он взирает на разрушенные врата, висящие металлические пластины, искаженную Метку. Беспомощная неподвижность Кетъингиры поражает его не меньше, чем собственный ужасающий стыд. Шеонанра всегда гордился своей силой, зная, что даже квуйя дивились его отточенному мастерству. Но сейчас он просто человек, обычный смертный, вдыхающий вонь своего тела, приправленную запахом гари.

Истинное солнце встает позади него.

Он видит тень Порога, хрупкий изогнутый силуэт, протянувшийся сгорбленной аркой над устремленным ввысь золотящимся рогом. И наблюдает, как творение Ремесленника медленно, но столь же неуклонно, как наступающий рассвет, падает, рушится, погружаясь во вскрытую ими утробу Преград.

Он непроизвольно дрожит.

Лишь когда первые лучи восходящего солнца вырисовывают во мраке его очертания, он встает, распрямившись, попирая собственную тень.

Как может обычное знание повелевать подобным ужасом?

Он увидит сам.

Всего центра огромного зала как не бывало.

Мангаэкка неспроста обосновалась здесь. Неспроста они возвели Ногараль над руинами древнего Вири. Намереваясь разграбить мертвую Обитель, они обнаружили грандиозный вертикальный тоннель — Колодец Вири — осевую структуру всего исполинского подземного города. И невольно создали ловушку, которая теперь принесет гибель прославленному Титирге.

Гигантская влажная роза, растущая из промозглой тьмы, вонь гниющей горы, выдолбленной и раскопанной до самых глубин. В древности Колодец наполняли шумы Вири — города столь же властного, как Иштеребинт, и столь же бездонного, прогрызшего сами корни этого мира. Шеонанра на мгновение потерял равновесие, ошеломленный видом изрытой пещерами пропасти, внезапно открывшейся рядом с ним и под ним. Встав поустойчивее, он слегка подался вперед и смачно плюнул вслед своему врагу.

— Тикхус пир йелмор грэум нихаль![15] — возгласил он древнее проклятие своих праотцов.

Краем глаза он вдруг заметил внизу, во тьме каменного колодца, мерцающую белую искру. Из смрадной бездны донеслись отдаленные раскаты колдовской Песни.

Шеонанра в неверии моргнул.

— Быстрее! — голосом, подобным хриплому песьему лаю, вскричал нагой инхорой.

Щурясь, он входит в золотистый сумрак. Прах клубится вокруг его ног. Пылинки блестят, кружась в пробивающемся солнечном свете, а затем исчезают в окружающей темноте. Вглядевшись, он замечает иное сияние — более знойное, текучее, колеблющееся и дрожащее, будто преломленное водой.

Человек и инхорой вознесли Напевы Разрушения, обрушивая края округлой дыры, откалывая целые скалы и швыряя их вниз — в самые недра. Пасть Колодца грохочущей, неудержимой лавиной осыпалась в собственную глотку. Проломив каменные своды Ашинны, они обнажили фальшивую синеву ночного неба. Ступили под свет обманного солнца…

Тяжело взмахивая кожистыми крыльями, инхорой поднялся ввысь, скользя в потоках неослабевающего ветра, кружась подобно стервятнику, заметившему мертвечину; человек же медленно карабкался в небо, творя под ногами фантомы колдовской тверди. Их просвеченные до черепов головы сияли, подобно чашам, наполненным мистическим светом. Казалось, их разрозненные голоса доносятся от самого края горизонта, подобно грозному реву разгневанных богов. И свет Дуирналь омывал их так, что они сияли, будто паря в лучах заходящего солнца. Собственные тени наполовину скрывали их, и с определенных углов зрения они казались почти не существующими — лишь образами, силуэтами тех, кем они когда-то были.