– Я желаю иметь достаточно денег, чтобы увидеть всё, о чём мечтала, и уберечь от вреда тех, кто мне небезразличен.
В воздухе висела пыль. Кровь стучала в висках, и всё, что слышала Элеонора, – это её собственное дыхание. И
Элеонора проснулась в собственной постели. У неё болели руки и ноги. Нет, болело всё тело. Стоило ей подняться с постели, и её затошнило.
На простынях была кровь.
Руки у неё дрожали, как и каждый раз, когда она просыпалась и обнаруживала, что ночью началось кровотечение. В мысли проникал старый страх, и девушка ненавидела себя за это. Ей было семнадцать, она была уже слишком взрослой, чтобы бояться. Но каждый раз, когда она видела кровь на простынях, вспоминала мать, бледную, завёрнутую в простыни, с кровью, пузырящейся на губах и сочившейся по подбородку…
Элеонора сорвала одеяло. Ступни внизу были все в царапинах и в крови. Это удивило девушку: разве она выходила минувшей ночью? Видимо, да. Были и синяки – фиолетовые отметины на руках и животе. Она с кем-то подралась? Заглянув в зеркало, Элеонора посмотрела на своё лицо – бледное, но в порядке. Её ладони были нетронуты, а волосы спутались, но никто не вырвал ни пряди. Наверное, ночью она выходила подышать свежим воздухом и на что-то наткнулась.
Девушка почистила порезы и прикрыла пятна крови, прежде чем позвала Бесси, чтобы та помогла ей одеться для похода в церковь. Незачем служанке было знать, что случилось. Элеонора попыталась вспомнить, но разум был пуст. Последнее, что она помнила, – это загаданное желание.
Она спустилась и проверила письма. Никакого огромного почтового перевода, который решил бы все её проблемы. Никакого письма с чёрной рамкой, сообщающего о трагической гибели её опекуна. Но сейчас только воскресенье. Возможно, о смерти мистера Пембрука она узнает завтра, когда придёт свежая почта. Сколько времени потребуется, чтобы желание сбылось? Элеонора надела шляпку и шаль, стараясь не думать о том, как Чарльз воспримет известие о смерти своего отца. При одной мысли об этом её охватило чувство вины.
Раздался звук полицейского свистка.
Девушка остановилась. За окном она видела бегущих людей, а когда подошла ближе – услышала крики. Через улицу совершенно неподвижно стояла черноглазая женщина и улыбалась. Никто, кроме Элеоноры, не видел её.
Элеонора пошла посмотреть, что случилось.
Улица была полна бегущих людей – прихожан в шотландских тартанах, детей, державших за руку своих нянь, рабочих с шапками в руках. Лошади топали и фыркали, вращая глазами. Элеонора попыталась понять, откуда доносятся крики, и поняла…
Из дома миссис Клири.
У ворот собралась целая толпа. В стороне служанка согнулась, и её вырвало у подножия кованых ворот. Мужчина с густыми тёмными бакенбардами попытался оттолкнуть Элеонору:
– Лучше идите домой, мисс.
Девушка стряхнула его руку, но он схватил её за плечо. Теперь Элеонора видела полисменов, выходивших из дома, выводивших трясущихся слуг. Девушка заметила и мисс Хилл, лицо которой было пепельным от ужаса.
– Пропустите меня! – воскликнула Элеонора, вырвавшись.
– Ради бога, мисс, лучше уходите…
Но девушка протолкнулась вперёд. Кто-то пытался схватить её за талию, кто-то за плечо, но она вырывалась и упрямо двигалась вперёд. В утреннем свете дом миссис Клири был белым, точно кость.
– Мисс!
Щёки у неё стали мокрыми от слёз. Неужели ночью сюда пробрался грабитель? Нет, хуже. Она чувствовала это в движении каждой ладони, пытавшейся задержать её, видела это в каждом пустом взгляде. А потом её окатила волна запаха… Кровь. Запах крови шёл волнами, врывался в самую глотку. И что хуже, к этому запаху примешивался запах отвратительной сладости.
Элеонору охватил ужас. Она знала этот запах, помнила с тех пор, как ей было девять.
Она рванула через толпу, вся в синяках. Дом нависал впереди, и девушка уже знала, что обнаружит там. Серые лица, полисмены, запах… нет, это не могло быть правдой. В любой миг миссис Клири выйдет из теней коридора, пригласит её внутрь, простив. Неправда. Это не могло быть правдой!
Полисмен заступил ей дорогу:
– Идите домой, мисс.
Сквозь открытые двери она увидела огромное тёмное пятно на полу холла, и желудок сжался.
– Нет, – прошептала девушка. – Нет, не может быть…
Чьи-то руки легли ей на плечи, и издалека она услышала мужской голос. На другом конце тёмного коридора открылась дверь. Вышел полицейский, удерживая в руках что-то, завёрнутое в окровавленную ткань.
Черноглазая женщина то появлялась на периферии зрения, то исчезала, и каждый раз её усмешка становилась всё шире.
– Лучше уходите, мисс. Не смотрите.
Но она уже увидела.
Элеонора сидела в гостиной, закутавшись в одеяло, и пыталась слушать, что говорил констебль. Из холла доносились шаги и скрип половиц – полисмены ходили туда-сюда, а потом скрипнула дверь, когда Бесси открыла её. Люди стучали в её окна, а мальчишки-газетчики кричали на улицах, и мимо проезжали повозки. Элеонора подумала, что, наверное, одна из них была полицейской повозкой, которая увезла миссис Клири.