Тьма в хрустальной туфельке

Девушка откусила нитку и приступила к следующей оборке. Она говорила себе, что планировать, какие загадать желания, не приносило ей никакой пользы. Она не собиралась больше ничего желать, раз уж могла убить кого-то одним только словом. Риск для её души не стоил всей этой выгоды. Лучше уж придумать другой выход. В конце концов, её положение стало лучше – она была далеко от мистера Пембрука, больше зарабатывала и сытнее питалась. Возможно, вдали от напряжения, царящего в особняке Гранборо, она сумеет что-нибудь придумать. Единственным недостатком во всей ситуации была Фелисити, но, возможно, со временем новая хозяйка станет помягче.

Однако позже утром, когда Фелисити распахнула дверь гардеробной, она не показала никаких признаков смягчения. Мисс Дарлинг расправляла юбки зелёного платья, поворачивая его то так, то эдак, а взгляд её то и дело падал на серое платье, прямое и строгое, похожее на сарафан из работного дома. И каждый раз она поджимала губы.

Отбросив зелёное платье обратно в гардеробную, Фелисити подняла серое.

– Выбрось эту старую тряпку, Хартли. Она даже для попрошайки не подходит. И принеси мои шпильки.

В то утро Фелисити одевалась со всем тщанием. Она примерила четыре платья – таусинное[19], лиловое с оливковым, канареечно-жёлтое и ревенево-розовое, – прежде чем остановилась на полосатом красно-белом платье для прогулок. Элеонора зашнуровала ей так много лифов, что пальцы онемели. Затем пришёл черёд драгоценностей Фелисити. Крупные рубины, сверкающие бриллианты и мерцающие жемчужины перекатывались в пальцах Элеоноры, холодные, точно змеи, гремящие. Затем Элеонора укладывала волосы Фелисити, и кончики её пальцев были липкими от фиксатуара[20]. Шпильки выскальзывали из рук. Одна из них ткнулась Фелисити в затылок, и та зашипела от боли.

Фелисити подошла к зеркалу и оглядела себя – пригладила свои белёсые волосы, разгладила юбки, нежно коснулась стеклянной поверхности своих украшений. Элеонора смыла с рук остатки фиксатуара, стараясь не думать о леденцах.

Фелисити подозвала её:

– Закатай рукав, Хартли, и вытяни руку.

Элеонора послушалась. Фелисити подалась вперёд, схватила её за руку обеими руками и скрутила. Кожу обожгло болью.

– Впредь будь осторожнее со шпильками, – заявила Фелисити, отталкивая девушку.

Элеонора отпрянула. Рука горела от боли. Стиснув зубы, она извинилась, стараясь не расплакаться. Нужно было воткнуть ту шпильку посильнее!

Фелисити снова повернулась к зеркалу.

– Приведи себя в подобающий вид.

Элеонора опустила рукав, стараясь не касаться горевшей кожи.

– Да, мисс.

Запах конского навоза и дождя просачивался сквозь открытое окно экипажа, но Элеонору это не волновало. Впервые за неделю они возвращались в Гранборо, и если она закроет окно, ей станет плохо. Как много уже успел сделать мистер Пембрук за семь дней?

Экипаж остановился перед входной дверью. Белоснежные ступени сверкали под дождём. Элеонора выскочила и уже направилась к двери для торговцев, когда вспомнила про Фелисити. Кровь прилила к лицу. Она развернулась, открыла зонт и помогла Фелисити дойти до двери. Мисс Дарлинг крепко вцепилась во всё ещё болящую руку девушки, впиваясь ногтями.

Ифе отперла дверь и при виде Элеоноры расплылась в улыбке:

– Ты вернулась!

– Ах, что за радушный приём, – усмехнулась Фелисити, входя в холл, предоставив Элеоноре бороться с зонтиком. – Беги, девочка, и доложи моему жениху, что я прибыла.

Ифе, покраснев, поспешила прочь. Фелисити окинула вестибюль оценивающим взглядом, разглядывая мраморные полы, широкую лестницу, перила из красного дерева.

– Запиши, Хартли, – сказала она, разглядывая обои. – Я хочу видеть здесь что-нибудь менее устаревшее. Зелень Шееле[21], например, подойдёт… Чарльз!

Чарльз, сияющий, как раз спускался по лестнице.

– Фелисити! Как тебе «Лэнгхэм»?

– Ах, просто очаровательно, хотя я, конечно же, ужасно по тебе скучаю. Ты просто обязан пригласить меня на ужин, иначе я увяну.

– Что ж, надеюсь, до четверга хватит хотя бы чашечки чая. А тебе, Элеонора, понравилось пребывание в «Лэнгхэме»?

– Спасибо, сэр, – ответила девушка.

– Не нужно называть меня «сэр», Элеонора.

Фелисити изогнула бровь:

– Я и не подозревала, что в твоём доме всё так… неофициально, Чарльз.

Он покраснел:

– Признаться, в обычных обстоятельствах я о таком не мог бы и мечтать. Но мы с Элеонорой росли вместе. Я просто не могу просить её называть меня «сэр» после того, как много лет дёргал её за косички. От неё это будет звучать как-то неестественно.

Глаза Фелисити блеснули, словно сталь клинка:

– Ах, вот как?

В груди Элеоноры нарастала тревога. Не прошло и десяти минут, как она вернулась в Гранборо, а уже попала в неприятности.

– Боже, да, – ответил Чарльз. – Кажется, я был с ней настоящим чудовищем. Она часто просила меня помочь ей с французским, а я учил её ужасным фразам.

Элеонора вздрогнула:

– Да? Каким?

Лицо Чарльза стало пунцовым:

– Я думал, ты знаешь! Ты всегда улыбалась, когда отвечала мне, и смеялась, стоило мне засмеяться. Конечно же, ты знала!

– Так чему же такому ты меня учил? – спросила Элеонора, не в силах удержаться от улыбки.