Тьма в хрустальной туфельке

Элеонора сидела, склонившись над кухонным столом в особняке Гранборо, прижимая к голове влажную ткань. Половина тела пульсировала, а на тыльной стороне рук остались царапины. Каждый укол боли был ярким и горьким напоминанием: она осталась жива, а многие другие – нет.

С манжет капала вода, а ноги были все в пыли. Платье трещало, стоило ей шевельнуться, и с него сыпались красно-коричневые хлопья высохшей крови… Чужой крови – вот что ей надлежало помнить. Забыть о криках, забыть о телах, забыть о запахе крови и пота и бог знает о чём ещё. Сосредоточиться на воде, залившейся в рукава, на грубом дереве стола под локтями и не забыть уйти.

Из гостиной снова раздался звон колокольчика. Элеонора поднялась, когда Ифе поставила перед ней чашку чая.

– Чёрт возьми, – сказала Дейзи. – Она когда-нибудь прекратит?

Миссис Филдинг строго посмотрела на неё:

– Ты говоришь о будущей хозяйке этого дома, Дейзи.

– Какая досада, – проворчала Дейзи.

Миссис Филдинг уже открыла рот, чтобы прочитать лекцию о приличиях, но Элеонора вышла раньше.

Фелисити ждала в гостиной. На улице было темно, но все шторы были по-прежнему раздвинуты.

– Где ты была? – рявкнула мисс Дарлинг. – Я уже пять минут звоню! Где Чарльз? Ты получала вести?

– Нет, мисс.

Фелисити снова отвернулась к окну, глядя, как дождь стекает по стеклу. Тусклый силуэт фонарщика двигался в жёлтой дымке. Уличные фонари оживали вслед за ним один за другим, и их огоньки трепетали на холоде, словно мотыльки.

– Ну? Не стой тут без дела – иди займись чем-нибудь полезным. И уже приведи себя в порядок. Ты вся грязная, это отвратительно.

– Я не могу переодеться, мисс. Все мои вещи в «Лэнгхэме».

Фелисити фыркнула:

– У тебя разве нет формы? Вот её и надень. От тебя исходит невыносимая вонь. Лошади, грязь и…

– Кровь, – подсказала Элеонора, чувствуя, как начинает закипать. – Конечно, мисс. Мне стоило подумать о вашем комфорте. Ведь это очевидно, запах вам был неприятен, иначе вы бы вышли из экипажа и кому-нибудь помогли.

– Да как ты…

– Сомневаюсь, что мастеру Чарльзу запах тоже был приятен, – продолжала девушка, – и всё же он пошёл помогать раненым. Он знает, что вы ждали в экипаже всё это время, пока те люди истекали кровью?

Фелисити побледнела.

– Не говори глупостей, – прошептала она. – Что я могла сделать?

– Не знаю, мисс. Никто не знает, ведь вы так ничего и не сделали.

– Ах ты маленькая…

Элеонора вскинула руку:

– Можете обзывать меня как вам угодно, мисс. Это не изменит того, что вы сделали.

Маска Фелисити треснула. Впервые Элеонора увидела, какой хозяйка была на самом деле – одинокой женщиной, барахтавшейся в воде, хватающейся за всё, чтобы только не утонуть. Элеонора попыталась пожалеть её, но не почувствовала ровным счётом ничего.

К парадному подъехал экипаж, и через несколько мгновений Чарльз вошёл в гостиную. Измученный, перепачканный, бледный, он выглядел лет на десять старше. Со стоном мужчина рухнул в ближайшее кресло. Фелисити вскочила, и на её лице отразилась паника:

– Чарльз, дорогой. Ты в порядке? Хартли, принеси ему что-нибудь поесть. И бренди. Быстро!

Чарльз покачал головой:

– Не надо. Я всё равно сейчас не смогу съесть ни кусочка.

Он попытался улыбнуться, но получилось больше похоже на гримасу. Фелисити присела на колени рядом и взяла его за руку:

– В самом деле, дорогой, хотя бы постарайся…

– Нет, не могу. Я… я сейчас из больницы. Когда мы прибыли, там был настоящий хаос. Вспышка тифа, помимо всего прочего.

Фелисити убрала руку, но Чарльз, кажется, не заметил.

– К сожалению, для большинства уже было слишком поздно…

– Сэр, – начала Элеонора, – что случилось с тем мальчиком?

Чарльз грустно улыбнулся:

– Он выжил, но пришлось ампутировать ему ногу. Её уже нельзя было сохранить.

Элеонора вспомнила крик – тот глухой ужасный крик – и хотела выскрести это воспоминание из своих мыслей. Мальчику было три… всего три, и он уже потерял ногу!

Чарльз повернулся к Фелисити:

– Боюсь, его родителям повезло ещё меньше. Я предложил ему поселиться у нас, когда он выздоровеет. Не знаю, сколько уйдёт на это времени.

Фелисити распрямилась:

– Что, прости?

– Его родители погибли, и у него нет родственников, которые могли бы взять его…

– Ты обещал этому оборванцу дом? Чарльз, ты даже не знаешь мальчишку!

– А что мне ещё оставалось?

– У него ведь есть родственники, не так ли? Он может жить у них!

Чарльз распрямился, глядя на Фелисити.

– Да, родственники у него есть, – сказал он. – Девять человек, живущих в одной комнате. У них семеро детей, все они работают и просто не могут позволить себе даже за жильё платить регулярно, не говоря уже о медицинской помощи, которая потребуется этому ребёнку.

– Ох, Чарльз, это просто смешно. Конечно же, они сумеют свести концы с концами!

– Ребёнок умрёт от голода!

– Не глупи. Есть ещё работный дом…

– Работный дом? Как ты можешь такое предлагать?

– А как ты можешь предлагать незнакомцу своё жильё? Ты не знаешь о мальчишке ровным счётом ничего! С кем он вырос? Воспитывался ли в приличной христианской семье? Боже мой, Чарльз, он же может быть настоящим дикарём для всех твоих знакомых!