Тьма в конце тоннеля. Обмен Райнеманна. Человек без лица.

— Джин, — сказал Дэвид, выслушав полдюжины вопросов, на которые не мог ответить, — прошлой ночью ты сделала предложение, которое я отказался рассмотреть серьезно. А теперь принимаю его. Твоему мифическому Дэвиду нужен укромный уголок. Не в пампасах, а где-нибудь поближе… Ты согласна помочь мне? Нам обоим? Ради бога!

17

Дэвид условился позвонить Джин перед самым рассветом. Ему с Лайонзом передвигаться можно было только в темноте, куда бы они ни пошли. Какое бы убежище ни нашла им Джин.

Он не отправит шифровку в Вашингтон, не позволит свершиться чудовищному обмену, не даст установить радиотишину, которая сделает флот беспомощным. Дэвид понимал: так проще и надежнее всего предотвратить «Тортугас».

Но этого мало. Ведь операция «Тортугас» возникла не сама по себе, ее кто-то замыслил, организовал. Их нужно вытащить из грязи на свет. Если в жизни Дэвида остался смысл, если он не зря прожил среди страданий и смерти долгие годы, этих людей нужно показать миру во всей их непристойности.

Мир заслуживает этого. Заслуживают миллионы людей, — по обе стороны океанов, — которые пронесут военные шрамы через всю жизнь.

Они должны понять, за что страдали.

Дэвид взял на себя роль мстителя: он вступит с людьми из «Тортугаса» в единоборство. Но нельзя делать этого, опираясь на признание фанатика. Слова Ашера Фельда из Временного крыла «Хаганы» не стоят пока ни гроша. Все фанатики — безумцы, в мире предостаточно и тех, и других.

Дэвид сознавал: с создателями «Тортугаса» нужно бороться, будучи полностью уверенным в своей правоте. Предъявить им доказательства неопровержимые. Только так можно их уничтожить. А для этого необходимо пробраться на шхуну в Очо Калье. На шхуну, которую нужно взорвать при попытке выйти из гавани навстречу немецкой подводной лодке. А она обязательно постарается это сделать.

Нужно немедленно пробраться на шхуну: она стояла теперь на рейде, на якоре.

Дав Лайонзу последние наставления, Дэвид скользнул в легких брюках в темную маслянистую воду Рио-де-ла-Плата. Лайонз останется ждать в машине и если через полтора часа Дэвид не вернется, он поедет на базу МПФ и сообщит, что Дэвида задержали на шхуне. А он — агент американской разведки.

В этом плане была своя логика. На базу МПФ пришел приказ взять Дэвида; приказ из Ферфакса. До базы Лайонз доберется не раньше половины четвертого утра.

Пехотинцам не останется ничего другого, как действовать смело и решительно.

Уходя в стан противника, Сполдинг старался построить для себя спасительный мостик, сделать так, чтобы враги — или друзья — всегда были готовы обменять его Жизнь на нечто, для них более важное. Этому его научила работа в Испании.

Но сегодня ему не хотелось, чтобы в игру вступали пехотинцы. Ведь есть слишком много способов парализовать его; слишком много до смерти перепуганных людей и в Вашингтоне, и в Берлине, жаждущих его смерти. В ЛУЧШЕМ СЛУЧАЕ Сполдинга обесчестят. А в худшем…

Вырванной из рукава полоской ткани он крепко привязал пистолет к голове, узел зажал в зубах и поплыл к шхуне брассом, стараясь держать голову над водой, чтобы не замочить затвор, отчего ему приходилось хлебать грязную, пахнувшую бензином муть.

Он достиг шхуны. О темный борт корабля тихо, но неустанно шлепались волны. Дэвид поплыл к корме, пытаясь увидеть или услышать признаки жизни.

Ничего, лишь непрестанно шумели волны.

На корме было светло, пусто и тихо. Лишь голые лампы раскачивались в такт кораблю. На палубе через каждые три метра стояли крысоловки, толстые пеньковые канаты почернели от солидола и нефти. Подплыв ближе, Дэвид увидел часового, сидевшего на стуле у огромного грузового люка. По обе стороны висело по фонарю, забранному железной решеткой. Сполдинг отплыл немного — разглядеть часового получше. Тот был одет в полувоенную форму охранников поместья Райнеманна. Он читал книгу, что почему-то показалось Дэвиду неуместным.

Неожиданно охранник оторвался от книги. Между пилонами показался еще один человек в райнеманновской униформе. В руках он держал кожаный чемоданчик. Рацию, такую же, как у тех, кого убили на Терраса Верде.

Сидевший на стуле часовой улыбнулся и заговорил по-немецки:

— Если хочешь, можем поменяться местами. Я разомну ноги, а ты посидишь.

— Нет, спасибо, — был ответ. — Ходить лучше. Время идет быстрее.

Часовой с рацией вновь двинулся обходить свой участок. Второй вернулся к книге.