Тьма в конце тоннеля. Обмен Райнеманна. Человек без лица.

Генерал с изумлением взглянул на снимки небольшого медальона в виде шестиконечной звезды. Звезды Давида. Посреди нее шла надпись на иврите. На обратной стороне были отчеканены перекрещенные меч и молния.

— На звезде выбито имя пророка Хаггая. Он — символ организации фанатиков-евреев, действующих вне Палестины. Они называют себя «Хаганой». А задачей своей провозгласили месть за злодеяния, якобы совершенные почти 2000 лет назад. Оставив на месте взрыва этот медальон, они взяли на себя полную ответственность за катастрофу.

— Боже мой! Что вы сказали Холландеру?

— Я выпросил день, генерал. Приказал ему держать язык за зубами, в первую очередь, со Сполдингом. В крайнем случае, называть происшедшее случайностью. Люди «Хаганы» — террористы-одиночки. Большинство сионистов и близко к ним не подходят. Называют их бандой головорезов.

— Но причем здесь двенадцать часов?

— Вам, без сомнения, известно, что Азорские острова контролирует Великобритания. Давнишний договор с Португалией дал ей право размещать там военные базы. Так вот, Холландер, обнаруживший медальон, работает на английскую разведслужбу. Через полсуток он будет вынужден сообщить ей о случившемся.

— Тогда почему вам все это известно уже сейчас?

— Холландер неплохой парень. Он оказывает нам услуги, а взамен получает кое-что и от нас.

Свонсон встал со стула и бесцельно обошел его: «Что вы думаете о случившемся, Эд? Хотели убрать именно Сполдинга?» — он взглянул на полковника.

По выражению лица Пейса Свонсон догадался, что тот начинает разделять его беспокойство. Не о будущей операции — Пейс согласился, что она вне его компетенции. Его огорчало, что сослуживец — Свонсон — вынужден заниматься не свойственным ему делом, в чуждой ему обстановке. Такое у всякого честного армейца вызывает сочувствие.

— Могу поделиться с вами лишь догадками, предположениями… Может быть, все и впрямь устраивалось ради Сполдинга. И все же ваша операция может оказаться здесь ни при чем.

— Как так?

— Я точно не знаю, чем занимался Сполдинг в Португалии. А «Хаганой» заправляют психопаты-убийцы. Они не последовательней банд Юлиуса Штрайхера. Сполдинг мог убить какого-нибудь португальского или испанского еврея. Или воспользовался им для ловушки. Этого «Хагане» вполне достаточно, чтобы вынести ему смертный приговор… То же самое может относиться и к членам экипажа самолета. Надо проверить, не было ли у них родственников-антисемитов.

Свонсон молчал. Потом произнес с благодарностью:

— Спасибо… Но скорее всего дело не в этом. Не в испанских евреях и не в дядюшке летчика… Дело в самом Сполдинге…

— Чего не знаю, того не знаю. Предполагать, конечно, можно, но утверждать…

— Но как, откуда? — Свонсон вновь сел и пробормотал: — Ведь все держалось в тайне…

— Могу я высказать свои соображения? — Пейс подошел к генералу. Беседовать стоя с ошеломленным начальником было неловко.

— Ради бога, — ответил Свонсон. В его глазах светилась признательность этому уверенному в себе, непоколебимому работнику разведслужбы.

— Начнем с того, что допуска к вашей операции у меня нет, да я и не хочу с ней связываться. Но если вы не видите прямой связи между взрывом и вашей операцией…

— А ее и быть не может.

— Но не имеет ли ваш план отношения к концлагерям? К Аушвицу? Бельзену?

— Ни малейшего.

Пейс склонился к Свонсону, положил локти на стол.

— Тогда причина в измышлениях «Хаганы». В испанских евреях. Давайте предупредим Сполдинга, не боясь показаться ему смешными. Позвольте моему человеку передать Дэвиду, что подобное не повторится, но пусть держит ухо востро… А сами тем временем подумаем, кем его заменить.

— Заменить?

— Да. Если кто-то хочет убрать именно Дэвида, рано или поздно ему это удастся.

— В каком же мире вы живете? — тихо спросил Свонсон. — В сложном, — ответил Пейс.

Двадцать девятое декабря 1943 г. Нью-Йорк

Сполдинг стоял у окна отеля, смотрел на Пятую авеню и Сентрал-парк, на сновавшие автомашины. «Монтгомери» была из тех небольших элегантных гостиниц, где, гастролируя в Нью-Йорке, жили его родители, поэтому Дэвида охватили приятные воспоминания. Старенький администратор, регистрируя его, даже всплакнул тайком. И Сполдинг, едва успели высохнуть чернила подписи, вспомнил, что давным-давно старик водил его на прогулки. С тех пор прошло больше четверти века!

Прогулки в парке… Воспитательницы. Шоферы в прихожих, готовые отвезти родителей на поезд, концерт или репетицию. Служащие фирм грамзаписи. Бесконечные званые обеды, на которых у Дэвида был «свой номер» — отец обычно заставлял его рассказывать гостям, во сколько лет Моцарт написал «Турецкий марш»; Дэвида заставляли зубрить имена и даты, на которые ему было наплевать. Ссоры. Истерики из-за бестолковых импресарио, плохих залов и недоброжелательных статей.

А извечный Аарон Мандель — успокаивает, примиряет, обращается к Сполдингу-старшему по-отечески, а мать Дэвида стоит в стороне, во второстепенной роли, что так не вяжется с ее сильным характером.