Встречаются они на выходе, Намджун берёт пару пакетов из тележки, Юнги забирает оставшийся. Всё честно. Они неспешно шагают по аллейке, заброшенной листьями, и молчат. Юнги тишина запарила.
— Почему ты без погрузчика-то там шарил, дружище?
— Не выдавали, сказали вручную таскать. Я такой человек, знаешь… Проблемный.
Юнги выпучил глаза и взглянул на пакеты со своей едой в его руках.
— Не волнуйся. Не настолько, — рассмеялся Намджун.
— А коробок поменьше брать не судьба было?
— Не успевал, — покачал головой Намджун. — Хочется же побыстрее и как лучше, а получается, как всегда.
— Будет тебе наукой.
— Да сколько можно? Я уже не лелею найти работу своей мечты, если честно, третье увольнение за месяц.
«Хера!», — думает Юнги.
— Ого. Что так?
— Я системный разрушитель, много косячу, даже если всё понимаю. Вот будет прямая дорогая, ровная…
Стоило ему сказать, как Юнги меняется в лице, наблюдая подлетающие кверху пакеты. Намджун спотыкается на ровном месте, но в последний момент выпрямляется, и содержимое остаётся там, где ему положено быть. У Юнги едва ли не инфаркт, схватившись за сердце, он садится на подвернувшуюся скамейку, Намджун устало вздохнув, садится рядом.
— Так. Понял. Ты это… Можешь больше не демонстрировать, если что.
Надежда на то, что он специально, но перестарался. Неужели нет?
— Вот о чём я и говорю. Оно у меня само получается. Ходячее бедствие.
Сначала кажется - вот же вляпался. Умудрился пойти за одним, а достать совсем другое. Такого и в магазинах-то не продают. Приобретение сомнительного характера, но Юнги отчего-то смешно.
— Но багаж цел, — успокаивает он. — Значит, не такое уж и бедствие.
— И действительно, — подхватывает Намджун, привыкший к худшему.
Всю дорогу до дома поддерживали простенький разговор на тему, кто и откуда, чем мается. Намджун живёт с родителями в двух кварталах отсюда, выучился на журналиста, но по специальности хрен, что найти можно, поэтому и перебивается то тут, то там. Намджуну интересно, устраивает ли Юнги его работа, не тяжело ли ему ночами.
— По выходным, когда клиентуры полно, да, достаёт, а так… Работа не бей лежачего, два через два или когда подменить кого в дневную. Но я и не отлыниваю, никогда алкоголь не экономлю, чтобы людей разводить.
И не говорит о том, что самому с переносимостью к алкоголю не свезло: быстро развозит. Стакан пива, и Мин Юнги уже звезда танцпола, царь и бог.
Вот и родной подъезд.
— Дошли, — Юнги перенимает пакеты, прогоняет то самое отвратное чувство, когда общество человека заебало и видеться с ним снова уже в напряг. — И тебе спасибо за компанию.
— Не за что, — Намджун почёсывает макушку, пристально вглядывается. — Ну что, встретимся вечером? Я заеду.
Дело чести. Так, Юнги, соберись. Да, ты ему понравился и интуиция не подводит.
— В смысле - заеду? Только не говори, что у тебя права есть.
— Есть.
А если Намджуна на танк посадить, он все войны выиграет. Нечаянно. Дурацкая шутка. Хихикнув, Юнги пожимает плечами.
— А… Давай лучше пешком. Имею в виду, встретимся на месте, я не то чтобы, но…
— Я понимаю. Как тебе удобнее, — добродушно улыбается Намджун.
Прокатило. Место обговорили, время назначили на семь, попрощались. Поднявшись на лифте, Юнги испытал только одно желание - срочно лечь. Поворот ключа, щелчок замка.
В прихожей знакомые новёхонькие кеды, из комнаты музыка: сосед пожаловал с работы, без него аренда совсем бы выедала печень. Но что-то он сегодня рано.
— Как же это всё заебало-о, — мучительно тянет Юнги, заваливаясь на кухню.
В махровом халатике и чалме на голове проявляется образ его надушенной домашней Мадонны, но в обиходе он Чон Хосок, частный организатор всяких собраний, вечеринок и иногда свадеб. С тех пор, как они съехались, от Юнги переехала не одна сотня нервных клеток. Хосок шумный, громкий и эксцентричный, Джокер на пороховой бочке, язык без кости, ещё и волосы в фиолетовый перекрасил, педантичный чистоплюй и романтик. Они друг с другом на разных полюсах, но каким-то чудом притёрлись.
— Бонжур, крошка, — издевательски ухмыляется Хосок.
— Музыку потише сделай. Если бы я сейчас спал, пизда бы тебе пришла.
— Ой, как страшно, — наигранно ужасается Хосок, а вернувшись, помогает с разбором покупок. — Когда ты спишь, я тише воды и ниже травы… А что ты удивляешься? Я с заказчиком встретился, мы набросали план его пожеланий. Сейчас отдохну и начну оформлять детали. Я тебе давно говорю: бросай свои ночные, это ущерб здоровью…
Долгая нотация, бла-бла-бла. Юнги открывает купленный кефир, делает пару глотков, типа моя хата с краю, ничего не знаю. Хосок тормозит напротив и морщит нос. Эврика.
— Не понял. От тебя пивом разит или что?
— Или что. Я бармен.
— Не пьющий. Ты с работы в другом пришёл, и я уже запустил стирку, — Хосок обходит кругом, подобно пантере, готовящейся к прыжку, снова принюхивается. — Ничего не понимаю. Вроде из магазина вернулся.
Упёртый, любопытный и всегда своего добивающийся. Не отстанет. Приходится рассказывать. В конце концов, лицо Хосока венчает странная гримаса глубокой задумчивости и довольная улыбка.
— М-м-м, так у нашего дедули свиданка намечается?