То, что случилось летом

– А… что вы будете делать с ним? – Баб-Нюра, готовая собирать сплетни даже над покойником, выступила вперед и, поджав губы, воззрилась на Эдуарда Викторовича.

– Скорая уже едет. Будет через двадцать минут. Остальное решим утром, с его родственниками.

– Нет у него родни, только баба есть, – эта мерзкая старуха так хлестко произнесла эту фразу, что Петьке захотелось, чтобы Сивка и ее лягнул. Пусть бы только заткнулась! Но баб-Нюра только начала. Она воздела обвиняющий перст и ткнула его в сторону коня, сквозь толпу. – С ним, вот с этим дьяволом, вы что делать будете?

Эдуард Викторович побледнел.

– Сивка не виноват! – Петька взвился и попытался кинуться на старую сплетницу, но Эдуард Викторович крепко удержал его за плечо.

– А что же, Сашка-то сам себя ударил?

И все обратили слепые глаза на коня. Тот мирно стоял в углу и жевал сено, будто его не заботила встревоженная толпа. Петька следил за ними, за их послушными баб-Нюре движениями и взглядами и понимал: они нашли виноватого. Как никогда прежде ясно мальчишка рассмотрел в их зрачках притаенные тени, похожие на его горлицу. Эти тени жаждали злобы, они не умели прощать.

– Эдуард В… Виктырч…

– Вон отсюда. Решать будем утром, – впервые его голос звучал так, что невозможно было спорить. Петька смотрел за тем, как изменился вдруг невысокий округлый человек и не мог скрыть изумления. Его взгляд был живым, хлестким: он пронизывал толпу, заставлял отворачиваться каждого, с кем сталкивался на своем пути. – Это частное владение.

Даже баб-Нюра не смогла ничего сказать в ответ. Люди потянулись на выход, а Эдуард Викторович, усадив Петьку на недавнее место сна, устроился рядом. Вид у него был разбитый, опустошенный и несчастный.

– Они ведь… Сивка хороший, – Петька шмыгнул носом. Горечь произошедшего заставляла желудок сжиматься. Или это был запах смерти, поселившийся в конюшнях наравне с кисловатым лошадиным потом?

– Все хорошие, Петька. Один я, дурак. Помог алкоголику!.. – и мужчина уронил лицо в ладони. – Клялся, что не будет пить больше никогда. Просился, чтобы тебя к матери вернуть. Ох, ну дурак!..

Петька смог только обнять этого доброго человека. Даже слова утешения не находились.

Дальше все полетело со скоростью кометы. Приехала скорая, констатировала смерть, увезла тело. Эдуард Викторович перевел Сивку в другое стойло, привязал покрепче, велел Петьке поутру работать как обычно и ушел. Петька съел гренки, попробовал водку. Редкая гадость, но от нее стало так пусто в голове и спокойно, что он смог даже почти позабыть о происшествии. Может быть, и водка не зло? Цыган говорил, что ничто не зло, вроде бы. А почему тогда Сивка зашиб дядю Сашу, почему спилась мать, почему баб-Нюра так кровожадно смотрела на коня? Почему вообще все происходит так, как происходит? Петька сидел на сене и думал, а потом заснул. Над ним ворковала почти что ласковая горлица: она видела треснувшее сердце и полагала, что больше ничего не сможет ей помешать.

Наутро пришел дядя Вася. Он уже был в курсе произошедшего, поэтому почти не говорил, но держался рядом с Петькой, готовый поддержать и обнять. Они занялись работой: убрали стойла, починили сломанную калитку, продолжили укладывать свежий утеплитель и доски в западной стене. Мальчишка не думал: в нем поселилась какая-то гулкая пустота. Стало все равно, что будет дальше – с матерью, с Эдуардом Викторовичем, с баб-Нюрой… люди оказались совсем такими, как худшие из героев книг: злобные, непонимающие.

– Василий, Петя, я вам принесла тут… – Галя. В своем красном платье, с пакетом, в котором таились гостинцы. Петька ясно рассмотрел яркую пачку чипсов и апельсины. – Баб-Нюра больше всех болтает про демонического коня, который всех нас призван сожрать. Сказочница еще та, – и она добро улыбнулась.

Петька почувствовал недовольное движение в груди, будто сердце сжали и отпустили когтистые пальцы. Дядя Вася выпрямился, хлопнул себя по круглому пузу и рассмеялся.

– Эта старая ведьма своего не упустит!.. – от его смеха сердце у Петьки сжалось снова.

– Я, по правде, принесла и для него… – Галя достала из пакета половинку батона. – Петя, я побаиваюсь, он меня не знает… угостишь от моего имени?

Галя, Галя, Галенька!.. она стояла в свете полуденного солнца, волосы ее подсвечивали лучи. Будто ангел: добрая, нежная! Сколько раз она его угощала в это лето! А кепку какую подарила! Петька почувствовал, как в груди царапаются кошки. Как он мог желать, чтобы весь мир провалился пропадом! Ведь тогда к Гале никогда не приедет ее бизнесмен и не увезет в безбедную жизнь, которую эта прекрасная женщина безусловно заслужила.

– Да, я щас, щас! – Мальчишка протер глаза кулаком и подскочил к гостье. Ему было неловко находиться рядом с Галей, такой простой, мечтательной. Невыносимо было смотреть ей в глаза, полные сострадания. Но это теплое чувство заражало и его, заставляло ощущать жжение, горе. В этом было что-то странно приятное: злиться нетрудно, но какое облегчение приносит сочувствие, человеческое тепло! – Сивка хороший, правда. Пойдем?..