Я смотрю на человеческую историю. Я вижу океаны крови, тысячи великих завоеваний. И все время повторяется один и тот же цикл. Причинив огромное количество боли, почти сдохнув от передоза, люди ненадолго успокаиваются. Наступают благословенные безыдейные времена. Человеку разрешается стать самим собой, бесхвостой, в меру и по необходимости агрессивной обезьяной. Но на пике блаженства обезьяна задумывается о будущем, ей становится страшно, и цикл запускается по новой. Голос прав, выхода действительно нет, потому что идеал человеческого счастья – это превращение в скотину, имеющую возможность лишь ненадолго успокаиваться между двумя дозами. И другого счастья для человека не существует.
Я удерживаю голубой шар боли внутри себя. Я чувствую, что сам шар и люди, его заполнившие, устали от бесконечного повторения одного и того же цикла. Они не хотят больше, но и прекратить не могут. Такова их природа – производство боли. Если мне хватило мозгов и смелости понять эту страшную правду, то для чего-то это ведь нужно? Природа жестока, но рациональна, она не издевается попусту. Я должен найти зацепку. Должен хотя бы попытаться…
Я начинаю листать лица, буквально листать, свайпом, справа налево, как на экране мобильного телефона. Мать, орущая на описавшегося ребенка… ребенок, мучающий кошку… парень, имеющий девицу, хлопающий ее по большой белой заднице… девушка, царапающая спину парню, визжащая от боли и наслаждения… международный финансовый спекулянт, ради очередного джета обрекающий целые страны на голод и нищету… страны, вырезающие другие страны… политик, рвущийся к власти, чтобы у него всегда была под рукой доза боли… политик, защищающий власть, чтобы никому не отдать свою жирную дозу… писатель, расчесывающий собственные и чужие раны… ученый, по заказу военных открывающий новые и наиболее эффективные виды боли… старик, издевающийся над своими наследниками, чтобы почувствовать себя живым… наследники, глумящиеся над беспомощными стариками… Их миллиарды, лица сливаются в огромное грязно-серое, искаженное болью лицо.
Не могу найти. Чувствую – внутри голубого шара происходит какое-то возмущение, что-то меняется, что-то необратимое началось и очень скоро закончится. У меня не остается времени, я листаю лица, читаю научные труды и философские эссе. Слова, лица, идеи, формулы образуют невероятных размеров ком, и он катится, катится, он вот-вот раздавит меня, уничтожит, сомнет, переломает… Стоп! Что-то мелькнуло, зацепка какая-то… не зацепка даже, а так… Знакомое что-то, из прошлой моей жизни. Может, показалось? А если показалось, почему так хочется вернуться? Потратить последние секунды, но рассмотреть? Чудовищным усилием я останавливаю катящийся ком и пролистываю лица в обратном порядке. Вот, опять… Нет, проскочил, снова назад… Да, вот оно, вернее – она… Я вижу разминувшуюся со мной во времени любовь. Американскую девочку-певичку. Я забыл, как ее зовут, но это точно она. Повзрослевшая, бритая наголо, в оранжевом ветхом сари, но она. Вроде бы писали, что умерла или исчезла… Ошибаюсь? Нет, у нее взгляд
Ее зовут Абхилаша. Как ее звали раньше, я не помню, а она не хочет помнить. Я погружаюсь в ее сознание. Бедная девочка, сколько всего она перенесла, богатая девочка, как высоко она сумела подняться… Другим человеком стала, но и частицу хулиганской певички в себе сохранила. Когда-то я ее почти любил, теперь горжусь… не ею, собой горжусь, что рассмотреть смог. Очень странное ощущение… Она не совсем человек, что-то с нею произошло, вроде как волшебница – напряжена сильно, внутри энергии дикие бушуют, она с трудом их контролирует, стоит на пороге чего-то и вот-вот этот порог перешагнет. В ее ушах наушники, она слушает… Нет, музыкой это назвать нельзя. Звуки. Что-то вроде радиошума, но чуть более упорядоченного. Она слушает очень внимательно. А я слушаю ее мысли, точнее, пытаюсь слушать, получается плохо, больше всего они напоминают дрожание до предела натянутой тетивы лука. Господи, да я же видел ее в своих снах! Там, на авианосце… когда Капитан дал отхлебнуть мне отравы из фляжки. Профессор Расмуссен, Абхилаша, крестьянин Абдула, его жена, звездные братья… Боже, помоги мне… Нет, лучше ей помоги! Я не ошибся, я выхватил ее лицо из миллиардов, это же не случайно… Помоги ей, Боже, от нее сейчас все зависит! На автомате пытаюсь перекреститься. Не выходит, нечем, нет у меня здесь рук, зато теперь в дрожании натянутой тетивы я слышу ее мысли.