То, что вы хотели

– Молодец, сынок, всех обдурил, – сказал отец, пыхнув трубкой. Раздраженно смахнул дым от глаз и добавил: – Весь мир. Браво тебе! А от нас с матерью тебе чего нужно?

– Как чего?! – возмутился я. – Неужели вы не понимаете? Вы же заложники! Как только я реализую опцион и уведу у них из-под носа Sekretex, они станут вас мучить. Это же элементарно, у них мышление уголовников, они ничего другого не умеют. Вы должны остаться со мной, у вас все будет, об этом не беспокойтесь. Но главное, мы будем вместе, живыми, здоровыми, счастливыми…

Я замолчал, не зная, какие еще можно привести аргументы и нужно ли их приводить, и вдруг до меня дошло…

– Подожди, – сказал пораженно, – что значит “обдурил”? Кого я обдурил, какой мир, ты вообще чего такое говоришь?

– Я, как всегда, правду говорю, сынок. Грустную, но правду… Вот ответь – тебе за что Героя России дали?

– За Трампа. Ну да, за Трампа… Если ты в этом смысле, то согласен, обманул я их, но больше никого!

– А ты уверен, что обманул? Трампа-то ведь избрали.

– Пап, это сами американцы, без моей помощи. Я, наоборот, программу встроил, чтобы меньше за него голосовали, от противного… Ну помнишь, негативный позитивизм, я же рассказывал. Может, ты не понял?

– Я все понял, сынок, я давно все понял, только сказать тебе не решался, а сейчас скажу… Ты совершил чудовищную ошибку, Ваня. Нет, технологически ты создал практически чудо, а вот по смыслу… Никогда у самой могущественной страны мира не было такого президента. Были хорошие, были плохие, были умные, были дураки, но хамоватого тупого реакционного маргинала они себе не избирали, пока… Пока не появилось твое технологическое чудо. Оно же само по себе работает, без всякого твоего участия и дурацкой агитации! Да, в человеке много дерьма, да, человек больше чем наполовину животное, это все правда. Но тысячелетия, очень-очень медленно, человек учился подавлять в себе зверя, учился засовывать свое дерьмо поглубже. Это называется культура, это называется мораль, это называется нравственность. А все вместе – мечта. Вечная мечта о всеобщем мире и счастье. Лучшие представители рода человеческого отдавали за эту мечту жизнь, горели на кострах, подыхали в застенках, оплеванные, никому не нужные, неизвестные. И почти получилось… А ты своим ужасным изобретением все перечеркнул. Поднял со дна человеческих душ веками копившуюся там муть. И вот в Америке президент Трамп. А шлюхой быть уже не стыдно И, уверяю тебя, это еще цветочки. Мне страшно, Ваня, мне мало когда было страшно. А сейчас страшно…

Слова отца показались мне не более чем стариковским брюзжанием. Старики, они всегда против прогресса, всюду им мерещатся угрозы и катастрофы. Когда-то так об электричестве говорили, потом об атомной энергии, потом о компьютерах. Нет, угрозы, конечно, есть и будут, но как-то же человечество с ними до сих пор справлялось? И сейчас справится. Примерно это я и высказал отцу, а в конце добавил:

– И вообще, мне кажется, ты сильно преувеличиваешь. Все вокруг счастливы, ты почитай отзывы. Люди тратят деньги на то, что действительно хотят, а не на то, что им навязывает реклама и столь ненавидимое тобою общество потребления. Они покупают машины и дома, какие хотят, занимаются тем, чем хотят, женятся и выходят замуж за тех, кто им действительно подходит, а не за картинки в глянцевых журналах. И эту возможность дал им Sekretex. Я просто сделал людей свободными.

– Свободными от чего? – грустно спросил отец.

– Как от чего? От диктатуры рынка, конечно. Пап, да я практически коммунист, как ты, а ты опять недоволен.

– Был уже один такой, тоже сделал людей свободными.

– Ленин? – поглумился я.

– Нет. Его звали Адольф Гитлер. И он сделал людей свободными от химеры совести…

– Костя, Кость, – вмешалась молчавшая до этого мама, – ну ты Гитлера-то хоть из Вани не делай. Это уже перебор.

– Да как ты не понимаешь?! – вскипел отец. – Мы же говорили с тобой об этом миллион раз. И вообще, как ты себе представляешь наш отъезд? У меня институт, у тебя больница. Мы жизнь, Ириш, прожили в этом городе и в этой стране. Взрослые деревья не пересаживают, потому что они не приживаются. Без языка, без работы…

– Слушай, я перевезу весь твой институт! – вклинился я, почувствовав слабину в его позиции. – И всю твою больницу перевезу, мам. Я построю всем вашим сотрудникам СПА-курорт на берегу моря. Они в раю у вас будут жить. Еще спасибо скажут!

– А Леонтьевский переулок ты тоже перевезешь? – спросил отец, и в глазах его была такая тоска, что мне стало не по себе. Несколько секунд мы смотрели друг на друга, а потом он поднялся и, тяжело ступая, пошел к себе в каюту. Мать двинулась за ним, но успела все-таки шепнуть мне на ухо:

– Я с ним еще поговорю. Хотя в главном я с отцом согласна. Плохую вещь ты сделал, сынок…

После нее подошла Линда и просто меня обняла. И не сказала ни слова. Но именно это мне тогда и требовалось.

* * *