— Мы можем попробовать начать наши отношения вдали от людей, которые знают нас. А главное, вас. От коллег, родственников, учеников, настоящих и бывших, друзей. Вас ведь это смущает? Не то, что я молод. Вы — педагог. И опасаетесь за репутацию…
— Ты опять за свое?
— Я понял намек, Валюша.
— Валентина Григорьевна, — поправила его она.
— Как скажете.
— И я ни на что не намекала.
— А как же фильм? Вы неспроста позвали меня на него.
— Да он вообще не об этом! Ты титры не читал? Любовная линия там идет фоном… — Она швырнула салфетку, которой вытирала рот, перепачканный маслом, на котором жарились оладушки. — Я думала, ты перебесился. Модест говорил, что ты с какой-то пианисткой часто выступаешь и она смотрит тебе в рот. Думала, у вас роман. И прыщики прошли…
— Я сходил на прием к дерматологу. А пианистка просто подруга. И я не бешусь. Я люблю. Поймете вы это или нет?
— А ты меня? Я же сказала, что не могу ответить взаимностью. Зачем ты меня мучаешь? Ты дорог мне, и я обожаю время, которое мы проводим вместе. И горжусь тобой, ведь ты в некотором роде мое творение…
— Так полюбите меня, как Пигмалион Галатею!
— Если бы у меня получилось, — простонала Валя. — Ты не можешь приказать сердцу. Я тоже.
Потом она ушла из кафе и не разрешила себя проводить.
Аркадий решил, что с него хватит, и посвятил всего себя музыке. Спасибо ей, если бы не она, он сошел бы с ума. Но душевные переживания заставили его чувствовать мелодию еще острее, проникаться ее глубиной, ловить оттенки, а натренированные многочасовыми репетициями руки слушались так, что Аркадий ни разу не разочаровал ни себя, ни слушателя, ни композитора, о котором он прежде всего думал, играя то или иное произведение. Даже если он умер несколько веков назад. Но не зря говорят, автор перевернулся бы в гробу…
Моцарт, Бетховен, Чайковский и другие классики могли покоиться с миром. Аркадий не посрамил их. Более того, раскрыл их творения по-своему.
Будучи студентом четвертого курса, Яворский давал концерты в лучших залах. В газетах писали, что он играет так, что кажется — звучит не скрипка, а струны его души. Та самая пианистка, о которой упоминала Валя, сопровождала его: вместе они исполняли несколько вещей. Присмотревшись к девушке, Аркадий понял, что она действительно смотрит ему в рот. Это льстило. Пианистка была очень хороша собой: тонкий стан, рыжие волосы, зеленые глаза. Только дурак не обратил бы на нее внимания сразу. И Аркаша был как раз одним из таких.
Пианистка стала его первой женщиной. Секс был торопливым и каким-то нелепым. Аркадий просто хотел поставить галочку, а она… Кто же знает, что ею двигало. Яворский и в тридцать не научился понимать женщин, а в девятнадцать они казались ему ассимилировавшимися на Земле инопланетянами.
Секс на Аркашу впечатления не произвел, но он почувствовал себя увереннее. Уже не мальчик — мужчина. И то, что пианистка не перестала после их «первого блина» смотреть ему в рот, тоже вселяло надежду. Яворский стал подумывать о том, чтобы попробовать завязать отношения, но тут о себе напомнила Валентина…
Когда она позвонила, Аркаша удивился, но приготовился ломаться. Вот только она его не на концерт позвала или в гости — попросила сопроводить ее в больницу к дочери. Та попала в аварию, лежала с сотрясением и переломами. Валя понимала, что за хороший уход нужно платить, но не знала — кому. Как это делается, тоже. И она обратилась за помощью к Аркадию. Почему именно к нему? Он не знал. Яворский был таким же плохо приспособленным к жизни человеком. К тому же очень молодым. Ему пока не приходилось давать кому-то на лапу. Однако Аркадий поехал с Валюшей в больницу и, что его самого удивило, без проблем все уладил. Деньги в больнице брали все, от техничек до главврача, а они имелись. Валиных не хватило, но Аркадий добавил из своих. А пока мать и дочь общались в палате, сбегал за фруктами и любимым зефиром Ксюши.
После больницы он хотел поехать домой, только Валя пригласила на чай. Но оказалось, на вино — ей нужно было снять стресс, а в одиночку, как говаривала мама, пьют только алкоголики. У Валентины с давних времен стояла бутылка французского бордо, кем-то подаренная, ее и открыли. Аркадий лишь пригубил, а хозяйка дома выпила два фужера. Захмелела, расслабилась. Потом предложила полистать альбом с фото, она любила его смотреть и другим показывать. Аркадий сел рядом с Валюшей на диван. От нее пахло духами «Шанель» и немного вином — не неприятно. Он наслаждался близостью, пока не начал испытывать томление. Аркадий и раньше желал Валюшу, но как-то по-детски. Теперь же он мужчина! И пусть секс был всего раз, и тот невпечатляющий, он разбудил в Яворском самца.