То ли ангел, то ли бес

— Ой, иди уже, — отмахнулся он от официанта. Оливки! Еще бы половину зернышка предложил, как Дюймовочке.

— Есть тапас, — нашелся парень.

— Что это?

— В нашем случае мини-бутерброды.

— Тащи.

— Они бесплатно подаются к испанскому вину. Не желаете заказать бутылочку?

— Хочешь вина? — спросил Аллигатор у Ксюши.

— Если ты будешь, можем выпить.

— Я пас.

— Тогда и я. — Она улыбнулась официанту. — Два капучино и тапас.

Когда удалился, Аллигатор чуть расслабился, откинулся на спинку и снял наконец с головы капюшон.

— Чувствуешь себя неуютно в подобных заведениях? — спросила Ксюша.

— А чем оно такое особенное?

— Тут даже у официанта форма стоит дороже, чем весь мой сегодняшний прикид, — она окинула взглядом его толстовку. — Да и твой тоже.

— Не заморачиваюсь насчет одежды. А к так называемым приличным местам я уже привык. Но в шашлычках мне комфортнее, да. И столы там покрепче, — усмехнулся Аллигатор. Когда он облокотился, ножки чуть скрипнули. — Как твоя мать?

— Наша.

— Нет, твоя. Так как она?

— Не верит ни тебе, ни мне. Ей предложили сделать анализ ДНК. Ты согласишься?

— У меня уже есть результаты теста. Валентина — моя биологическая мать.

— Откуда у тебя материал?

— Я же говорил, что за ней следил детектив. Он украл стакан, из которого она пила в кафе. Неужели ты думаешь, я пошел бы навстречу с матерью, не будучи полностью уверен в том, что это точно она?

— А она права, ты очень хорошо говоришь.

— Мне за это извиниться? Или перейти на матерный? Я по-разному могу.

— Зачем ты занялся ее поисками через столько лет, объясни?

— Я обретаю популярность. А если верить моему агенту, скоро стану звездой. Моим прошлым начнут активно интересоваться. В нем столько ужасного и постыдного, такого, чего я не хотел бы обнародовать. Поэтому официально я сирота, которого нашли в парке. Кто меня родил, неизвестно. Имя дали в доме малютки, и я по паспорту Василий. Но поскольку я точно знаю, что это не так, я решил найти свою мать, чтобы знать, с чем (кем, естественно) мне придется в случае чего столкнуться.

— Понятно… А я решила, что ты всегда мечтал нас найти, но у тебя просто не было денег на услуги детектива.

— Я мог бы тебе соврать, но не буду. Вы — не моя семья. У меня ее нет. Мне нет до вас дела. И это хорошо. — Аллигатор всегда, когда волновался, но желал это скрыть, говорил короткими предложениями. — Я не собирался с вами встречаться. У меня есть информация, ее достаточно. Но решил, что вы имеете право знать, что я жив.

Подошел официант. Поставил чашки и тарелку с тапасом. Аллигатор сразу цапнул один и стащил зубами со шпажки. Вкусно, отметил он. И мало.

— Ты всегда старался казаться хуже, чем есть на самом деле, — проговорила Ксюша, когда парень удалился. — Я, конечно, мало что помню, но самые яркие эпизоды — да. Ты оторвал у моей куклы голову, я рыдала, потом меня рвало ее волосами. Я же постоянно тащила их в рот, потом плохо себя чувствовала. Ты избавил меня от вредной привычки

Аллигатор пожал плечами и взял сразу две шпажки. Как чертов Дедпул свои мечи. Именно этот супергерой был его любимым. Такой же уродливый и несчастный, как сам Аллигатор.

— А хомяк! — Ксюша хлопнула его по руке. — Он кусал меня. Только меня. До крови. И ты раздавил его.

— Не помню.

— Мама рассказывала, как ты раскурочил торт, который она приготовила нам на первый день рождения. В нем были тертые орехи. Потом оказалось, у меня на них аллергия.

— Как я мог это знать?

— Ты чувствовал. С близнецами такое бывает.

— Не надо идеализировать. Я тоже мало что помню, но как собирался выколоть дурачку-соседу глаз — очень хорошо.

— Он заглядывал мне под юбку, когда мне было три, а ему шесть. Позже стал трогать. Как-то свои причиндалы показал. Ненормальные, как правило, озабочены. Думаю, ты увидел, как он рассматривает мои трусики, и решил защитить.

— Да я просто рыцарь, — хмыкнул Аллигатор. — Со стекольным осколком вместо шпаги.

— Нет, ты был очень сложным ребенком. Агрессивным. Почти неуправляемым. Но некоторые твои поступки были оправданны. Просто родители этого не понимали, а ты не мог объяснить, почему сделал что-то, потому что очень плохо говорил.

— Я не считал нужным.

— Говорить?

— Объяснять. Просто желал, чтоб меня оставили в покое. Ты в курсе, что есть люди, температура которых ниже, чем у остальных? Нет? Так вот я один из них. Моя норма — тридцать шесть и две. И всегда так было, с этим рождаются. Мать наверняка об этом знала, ей должны были сообщить врачи. Ничего, казалось бы, страшного, всего на четыре деления меньше нормы. Но мне было жарко от вас. Вы обнимали меня, а я как в кипяток окунался.

— Поэтому ты не мог спать со мной в одной кроватке и избегал обнимашек… Бедненький.

— Благодаря своему в буквальном смысле хладнокровию я выжил. Если тело нормального ребенка охладилось бы еще на три-четыре градуса, он скончался бы. А я, как ящерица, впал в анабиоз. Когда отогрели, ожил.